Но вместо этого, Старк взял себя в руки и вышел из библиотеки, скомкал лист сильными пальцами и швырнул его в мусорную корзину на тротуаре. Он вспомнил сейчас, держа ручку в руке, ту полную слепую ярость, которую ощутил, выяснив, что без Тада Бомонта он не может написать ничего, кроме собственного имени.

И страх.

Панику.

Но ведь он все еще имел Бомонта? Бомонт… но, может быть, Бомонт как раз и существует для того, чтобы преподнести ему один огромный сюрприз, и не самый лучший.

«Теряешь», — написал Старк, и, Бог мой, он не должен ничего более сказать Таду — то, что он уже написал, было достаточно плохо. Старк сделал еще одну попытку установить контроль над своей предательской рукой. Проснуться.

«Необходимую СВЯЗЬ», — написала его рука, и вдруг Старк увидел самого себя, протыкающего Бомонта ручкой. Старк подумал: «И я ведь могу это сделать, а ты — вряд ли, Тад. Потому что, когда дело действительно дойдет до этого, ты всего лишь большой глоток молока, ведь так? А когда меня пытаются прижать к стенке… я могу это устроить — тебе, недоноску. Сейчас настало время проучить тебя, я полагаю».

Затем, словно сон внутри сна, часть самосознания и самообладания Старка вернулась к нему. В этот триумфальный момент разрыва оков, навязанных ему Бомонтом, он успел направить ручку… и наконец ощутил способность писать ею то, что ему хочется.

Какой-то миг — очень краткий — у него было ощущение сразу двух рук, держащих два пишущих инструмента. Чувство было слишком ясным и реальным, чтобы быть чем-нибудь иным.

«Там нет птиц», — написал Старк — это было первое осознанное предложение, которое когда-либо он лично написал в своем нынешнем физическом облике. Ему было ужасно трудно писать, для этого понадобились почти сверхъестественные усилия. Но раз слова были написаны, он почувствовал усиление своей власти. Хватка той, чужой и неизвестной руки, заметно ослабла, и Старк зажал ее сверху своей собственной беспощадной и не знающей сомнений рукою.

«Немножко подергаешься, — подумал он. — Посмотрим, как тебе это понравится».

И намного быстрее и с еще большим удовлетворением, чем при самом мощном оргазме, Старк написал: «ТАМ НЕТ ЧЕРТОВЫХ ПТИЦ. Ох ты, сукин сын, вылезай из моей ГОЛОВЫ!»

Затем, не задумываясь даже об этом — иначе можно было вызвать фатальное сомнение — он резко взмахнул ручкой, проведя короткую дугу в воздухе. Металлический наконечник воткнулся ему в правую руку… и за сотни миль отсюда к северу он мог ощутить как наконечник карандаша «Бэрол» воткнулся Таду Бомонту в левую руку.

Это было тогда, когда он проснулся — когда они оба проснулись, — на самом деле.