Перед нею возвышались своеобразные скальные образования, бесчисленные колонны из горной породы, тесно прижавшиеся друг к другу, прямоугольные, с острыми вершинами. Задние колонны, более высокие, чем передние, напоминали скопление каменных органных труб. На западной стороне, беззащитное перед светом послеполуденного солнца, посередине утеса песочного цвета зияло отверстие, как, будто из скалы вынули отдельный тесовый камень. Вход в пещеру мертвеца.

Она могла бы взять одного из верблюдов, чтобы на нем проделать последний отрезок пути. Но ее проводник предсказал песчаную бурю — совсем скоро, в ближайшие часы. Один верблюд у подножия скал оказался бы полностью незащищенным; в группе животные чувствовали себя более уверенно.

Все остальные разбили палатки на подветренной стороне дюны и лопатами набросали холм из песка. Проводник, маленький мужчина, принадлежащий к народу дамара, настоял на сооружении лагеря между дюнами, а не под прикрытием скал. «От песка лучше всего защищает песок», — объяснил он загадочно. Вероятно, он был прав, хотя, что еще вероятнее, он просто боялся. Каждый, кто сколько-нибудь знал эту местность, боялся скал. Приближаясь к массиву высотой с многоэтажный дом, очарованная удивительной геометрией каменных колонн, она слушала пение ветра, свистящего в щелях и отверстиях. Раздававшиеся звуки были мрачными и зловещими, но довольно мелодичными. «Словно звуки гобоя», — подумала она отстраненно, и вместе с этой мыслью на нее нахлынули воспоминания. Как давно она в первый раз слушала гобой? Три года тому назад? Четыре?

Тени от скал падали на восток. Она радовалась, что не должна была пересекать их. Предупреждения туземцев оставили в ее душе неприятный осадок, как ни старалась она отогнать эти мысли. Она уже научилась не воспринимать как бессмыслицу советы химба и дамара, но прежде всего наставления племени санов. Люди здесь знали многое о пустыне, а особенно о тех опасностях, которые она таила в себе. Кто бы мог поставить им в упрек страх перед мертвецом и перед его рассеченным трещинами жилищем? Они приносили ему еду одни в качестве подарка, другие как дань, а когда через некоторое время они возвращались, все оставалось нетронутым, таким же, каким они его оставляли. Даже гиены и шакалы сторонились этого места.

Мертвец не ел, не пил, не разговаривал. Жил — и не жил. Так, во всяком случае, рассказывали об этом кочевники, проходившие этой частью пустыни Намиб. Он был тем, кто победил смерть ее собственным оружием. Он сделал так, что в нем самом не осталось жизни, и как раз это удерживало его среди живых. Он существовал неподвижно, безмолвно, не издавая ни малейшего шума, подобно охотнику, затаившемуся при виде льва. Изобрази из себя мертвого, не смотри своему противнику в глаза! Тем более если твой противник — сама смерть.