— Ты женщина? — спросил монах.

— Уверена, вы и раньше видели женщин, — сухо ответила она.

— Нет, — ответил Цзеринг. — Я не видел женщин с тех пор, как пришел сюда. Мне было тогда два года.

Констанс покраснела.

— Извините. Да, я женщина.

Цзеринг повернулся к Пендергасту:

— Это первая женщина, явившаяся в Гзалриг Чонгг. Мы никогда прежде не принимали женщин учиться. Я сожалею, но это недопустимо. Особенно теперь, в разгар погребальных церемоний по преподобному Ралангу Ринпоче.

— Так Ринпоче умер? — спросил Пендергаст.

Цзеринг поклонился.

— Мне жаль слышать о смерти высочайшего ламы.

При этих словах монах улыбнулся:

— Не беда. Мы найдем его перевоплощение, девятнадцатого Ринпоче, и он опять будет с нами. Это мне жаль отвергать твою просьбу.

— Женщина нуждается в вашей помощи. Мы оба… устали от мира и прошли долгий путь, чтобы обрести покой. Покой и исцеление.

— Я знаю, какое трудное путешествие вы совершили. Знаю, как сильно вы надеетесь. Но Гзалриг Чонгг существует тысячу лет без женского присутствия, и это нельзя изменить. Она должна уйти.

Опять наступило долгое молчание. Наконец Пендергаст поднял глаза к древней неподвижной фигуре, занимающей наивысшее место.

— Это также и решение настоятеля?

Поначалу не было никаких признаков движения. Сторонний наблюдатель даже мог принять иссохшего, дряхлого старца с бессмысленной улыбкой за идиота, впавшего в детство. Но вот последовало легчайшее касание костлявым пальцем, и один из молодых монахов, поднявшись к настоятелю, в поклоне приблизил ухо вплотную к беззубому рту старика. Через мгновение он выпрямился, сказал что-то Цзерингу, и тот перевел:

— Настоятель просит женщину назвать свое имя.

— Я Констанс Грин, — послышался негромкий, но твердый голос.

Цзеринг повторил это для настоятеля, испытывая некоторое затруднение при толковании имени.