— А его здесь не узнали? Ведь местный народ очень любопытный.
— Что ты, дорогое дитя, никто из них его раньше не встречал. Его потеряли из виду все, кроме немногих, очень немногих друзей. Милорд Каслмэллард, который был его опекуном, разумеется, знает, а мне он открыл свою тайну в письме, и мы ее храним; но кому она известна, не имеет значения, ибо, как мне кажется, юноша так несчастен, что несчастнее быть не может. Городской люд принимает Мервина за его двоюродного брата, который промотал свое состояние в Париже, и что Мервин выиграл от этой ошибки и что бы потерял, если бы узнали, кто он есть на самом деле? Это несчастливая семья… над ней тяготеет проклятие. Молодой годами, но закоснелый в пороке, этот злополучный аристократ покоится ныне в склепе, рядом с гробом своей старой тетки, едва ли меньшей грешницы, чем он сам, — она щедро снабжала племянника гинеями, поощряя его юношеское беспутство. Он погубил, увы, свою прекрасную и многострадальную кузину, ее сердце разбилось, и она умерла вместе со своим маленьким ребенком в том самом, печальном и полном недобрых воспоминаний доме.
И доктор перешел к другой истории, потом еще к одной и продолжал, пока не пришла пора маленькой Лили отправиться в постель (ложилась она рано).
Не знаю, что побудило беспокойного Тома Тула закутаться в плащ и через бурю и снег проторить себе путь к жилищу Деврё, — быть может, утренний визит сюда доктора Уолсингема и надежда что-нибудь выведать? Правда, жил он по соседству, но в такую ночь и эти два шага было нелегко одолеть.
Тем не менее Тул добрался до гостиной Деврё и застал красавца хозяина в полном унынии. Маленький доктор сбросил в прихожей промокшие плащ и шляпу и бодро предстал перед капитаном; после сражения с ветром Тул запыхался и вид имел слегка взбудораженный и ошеломленный.
Деврё встал и приветствовал его без улыбки легким поклоном и словами:
— Будьте любезны, садитесь, доктор.
— Да уж, унылый денек, — произнес маленький Тул без тени смущения. — Можно сесть поближе к огню?
— Хоть в огонь, — печально отозвался Деврё.
— Благодарю. — Тул с ухмылкой задрал ноги на каминную решетку и стал устраиваться поудобней. — Можно поворошить поленья?
— Хоть съесть… делайте все, что вам вздумается… что душе угодно: можете играть на этой скрипке, — Деврё указал на остатки гитары, забытые Паддоком на столе, — раздеться и лечь в постель или встать и станцевать менуэт; можете взять этот пистолет и прострелить мне голову — пожалуйста, к вашим услугам.
— Опять же благодарю. Клянусь, прекрасный выбор развлечений, — вскричал весельчак доктор.