Быстро осмотрев двор, Себастьяна и Лео тотчас поняли, как им лучше всего подняться наверх, на assoltaire, где виднелись верхушки шатров. Они поднимались тихо и осторожно, втайне от недруга, чтобы появиться перед Бру внезапно. Над головами у них взвилось изрядное количество летучих мышей и птиц, неясно мерцавших, подобно звездам в ночи, среди ползучих растений. Алхимик не видел их, он все еще думал, что находится на assoltaire один. Моя мистическая сестра на своем веку повидала немало таких берлог, студий и лабораторий, однако Леопольдина почувствовала благоговейный страх. Позднее Себастьяна рассказала мне, что при виде атанора сразу распознала в Бру алхимика. А у Леопольдины в голове теснилось множество вопросов, и она высыпала бы их хозяину все разом, как хлебные крошки его птицам, если бы ей позволили. («Истинная дочь своей мамы-папы», — говаривал в таких случаях Асмодей.)

Ах, как мне хотелось применить заклинание, обращающее время вспять, и взглянуть на лицо Квевердо Бру в тот момент, когда он буквально окаменел, обернувшись на покашливание Себастьяны! Но я все-таки не решилась: нельзя прибегать к ясновидению ради любопытства. Так вот, Квевердо Бру мгновенно оставил свое дело, начал нелепо что-то объяснять (не знаю точно, как именно), но вскоре оправился и предложил гостьям сесть на тот самый белый диван, на который я впоследствии упала без чувств, опоенная сонным зельем. Испуг алхимика убедительно доказывал: Бру вовсе не тот, за кого себя выдает.

Во время предыдущих встреч — сначала в городе, когда он показывал гостям Гавану, а позднее в гостинице, когда Себастьяна совсем ослабела, — он никогда не заводил речь о том, чему посвятил жизнь. Не объяснял, зачем так стремился встретиться со мной. Но там, на assoltaire, рядом с атанором и с разложенными наготове инструментами Себастьяна поняла, чего он добивается. Он был «раздувателем» — так некогда называли алхимиков, вынужденных с помощью мехов поддерживать неугасимый огонь в своих атанорах. Она знала или могла предположить, что кто-то из их братии продолжает работать до сих пор и пытается добыть золото из нечистот в соответствии с древними рецептами; она также догадывалась, что большинство этих людей — шарлатаны, а величайшие адепты остались в прошлом. Это Себастьяна высказала Бру в первые же минуты визита; затем (о, как блестели глаза Леопольдины, когда она описывала мне, какой разнос устроила этому негодяю собравшаяся с силами С.) она принялась распекать и бранить его за то, что он лгал в своих письмах. Правда, уточнила потом моя soror mystica, она никогда и не думала, что Бру — простой монах. Добавлю: она не могла знать, что главной его целью была вовсе не добыча золота. Когда Бру понес совершенную околесицу о достижении совершенства и прочем в этом роде, Себастьяна окончательно укрепилась во мнении, что перед ней шарлатан, и подозрения уступили место страху. Да, он дилетант, он всего лишь знахарь; но если люди подобного сорта — монахи, колдуны или то и другое вместе, как в данном случае, — заводят разговор о бессмертии и о средствах его достиження, это значит, что они готовы на все. Шутить с ними не стоит.