Где-то на третьем месяце новой жизни, когда я немного свыкся со своей судьбой, однажды вечером я сидел и читал какую-то книгу. Я был трезв, в тот вечер не брал в рот ни капли. Глаза скользили со строки на строку, губы беззвучно шевелились, но слова до меня не доходили. Я был далёк от мира, создаваемого страницами книги. Одному Богу известно, о чём я думал...
Потом опять заплакала Шерил. Она проснулась, подумал я. Нужно дать ей молока, и она тотчас успокоится. Взяв бутылку с соской, предусмотрительно погружённую в тёплую воду, я поплёлся в спальню.
- Не плачь, дорогая, - мягко сказал я. Шерил затихла.
- Вот у нас есть молочко...
Так Джоанна говорила каждый раз, когда кормила Шерил.
... и рука моя легла на тонкую шейку ребёнка.
- Не бойся, - шептал я; взгляд мой остекленел. – Папа ничего тебе не сделает... Папа всё устроит...
И давил рукой всё сильнее на её шею. Ещё не настолько сильно, чтобы ей стало больно, но уже ощутимо. Шерил шевельнулась.
- Всё хорошо, - сказал я тем же мягким тоном. Бутылка в другой руке накренилась, молоко капнуло из бутылки на тыльную сторону ладони правой руки. Хотя оно было только чуть тёплым, я отдёрнул руку, как от раскалённого огня. Шерил причмокала губками, показывая, что пора пиршествовать.
«Господи, - потрясённо подумал я, чувствуя, как меня мутит, - что я... что я собирался сделать?»
- Ничего, - ответил я самому себе и взял ребёнка на руки. И стал кормить. Насытившись, она уснула. Тогда я снова напился. Знаете, когда ты пьяный, тёмным порывам души сложно прорываться сквозь дурманящие пары.
Я чувствую, что пора заканчивать. Больше я не могу писать; я и так написал больше, чем надо. Нужно отложить эту затянувшуюся книгу и думать, что с ней делать дальше.
Но я должен рассказать ещё об одном. О ноябрьском вечере девятилетней давности. Тогда Шерил исполнилось пять лет, а я украдкой подумывал о том, чтобы вновь взяться за старое ремесло. Плохие сны ещё посещали меня, но не такие яркие, как в первые годы. Никсона с позором свергли, Америка была потрясена. Я пил уже меньше, да и то только по выходным. Шерил это не очень нравилось, поэтому я уменьшал дозу, намереваясь со временем свести её к нулю.
Ноябрь ознаменовался внезапными холодами и коростой инея на ещё живых ветках. Совсем как снег в Тихом Холме. В понедельник последней декады Шерил сказала мне, чтобы я пришёл за ней в садик немного позже, чем обычно, так как у них какие-то дополнительные занятия. Я приготовил ужин (с некоторых пор пристрастился к кулинарии) и смотрел какое-то игровое шоу, пока короткая стрелка часов не доползла до шести. Потом я вышел из квартиры и запер её на ключ. Свет в подъезде почему-то не горел, хотя обычно тут всё заливала мощная лампа у входа. Я подумал, что надо бы пожаловаться управляющему, и быстро пошёл к выходу - намеревался вернуться, пока еда не остыла совсем. А ещё попутно мучился сомнениями – стоит ли вечером попробовать сесть за печатную машинку. Ежедневная пытка.