живыми
Я не вступлю в этот коридор, подумала Хизер, глотая комок в горле.
Я не вступлю в этот коридор,
А придётся! – радостно заорал кто-то в голове. - Придётся, Хизер! Слышишь – ТЫ НИКУДА НЕ ДЕНЕШЬСЯ!
А придётся!
Придётся, Хизер! Слышишь – ТЫ НИКУДА НЕ ДЕНЕШЬСЯ!
Нет. Ни за что.
Нет. Ни за что.
И что ты сделаешь, Хизер? Умрёшь здесь, да? Спустишься вниз и добровольно заточишь себя в той клетке, чтобы безропотно ждать смерти? Да пойми ты в конце концов – таковы правила игры. Чтобы победить, ты должна следовать правилам. Правилам, которые тебе диктуют.
И что ты сделаешь, Хизер? Умрёшь здесь, да? Спустишься вниз и добровольно заточишь себя в той клетке, чтобы безропотно ждать смерти? Да пойми ты в конце концов – таковы правила игры. Чтобы победить, ты должна следовать правилам. Правилам, которые тебе диктуют.
Я не могу. Глаза начали слезиться.
Я не могу.
А твой отец смог.
А твой отец смог.
Хизер замерла. Что ты сказал?!
Что ты сказал?!
То, что слышала. Он смог. И потому спас себя и тебя, хотя у него был тысяча и один шанс лечь на пол и сдаться. Или, может, ты думаешь, ему было легче, чем тебе?
То, что слышала. Он смог. И потому спас себя и тебя, хотя у него был тысяча и один шанс лечь на пол и сдаться. Или, может, ты думаешь, ему было легче, чем тебе?
Лампа над дверью светила, казалось, всё ярче и ярче, распыляя мир вездесущим цветом крови. Под лестницей мычало существо, повисшее на вентилях. А под ней страдала медсестра, приколотая к стене неизвестным садистом. Хизер вдруг поняла, что она не посмеет вернуться обратно в той же мере, в какой не сможет пойти дальше.
- Будьте вы прокляты, - процедила она, сама не зная кому, и сделала шаг вперёд. Пол вмялся под подошвами, сквозь поры брызнули алые капли. Хизер чувствовала себя, будто стоит на шляпе огромного гриба-шампиньона. Она ждала, что вот-вот кожух разойдётся по швам, не выдержав тяжести, и она плюхнется в море крови и пойдёт ко дну.