— Вам следовало бы поговорить со своей женой, — сказал он. — Я знаю, что мои слова вам могут показаться злой насмешкой, однако я действительно желаю вам только добра, Штефан.

— Да уж! — воскликнул Штефан. — Это я уже заметил. — Он помассировал свое ноющее плечо. — Не проходит и дня, чтобы я хотя бы раз не вспомнил о том, каким заботливым вы себя проявили по отношению к нам.

— А что вас не устраивает? — спросил Уайт. — Вы ведь остались живы, не так ли? Через несколько недель вы, наверное, вообще обо всем этом забудете. Я ведь, кстати, — он приподнял свою изуродованную руку и поморщился — тоже прихватил с собой оттуда небольшой сувенир.

— Болит? — поинтересовался Штефан.

Уайт сморщил лицо.

— Только тогда, когда я не сплю.

— Вот и прекрасно! — Штефан говорил со злостью. — Напомните мне, чтобы я прислал вам месячный запас самого крепкого кофе.

В глазах Уайта блеснул гнев. Это продолжалось какую-то секунду, даже долю секунды, однако гнев был такой интенсивности, что Штефан инстинктивно отшатнулся. Реакция Уайта явно не была соразмерна злой шутке Штефана. Тем не менее Штефан увидел в глазах Уайта даже не просто гнев, а смертельно опасную всепоглощающую злобу, в приступе которой человек способен убивать и калечить всех, кто встретится ему на пути.

Искры в глазах Уайта погасли так же быстро, как и вспыхнули, и он сказал:

— Вы ведь не станете делать никаких глупостей, не так ли?

Внутри Штефана… что-то произошло. Он не понимал, что именно, и не мог ничего с этим поделать. Он явственно почувствовал произошедшее изменение: ему показалось, что в его сознании вдруг сработал какой-то еще никогда не использовавшийся механизм, который уже давно был там. Удивившись этому неведомому ощущению и с нетерпением ожидая, что же последует за этим, Штефан увидел будто со стороны, как он молниеносным движением шагнул к Уайту и чуть в сторону от него, поднял руку и нажал кнопку остановки лифта так гневно и так сильно, словно пытался пробить доспехи противника кинжалом.

Эти ощущения испугали Штефана. Будучи прирожденным трусом, он никогда не помышлял о насильственных действиях — эти намерения не возникали даже в глубине его сознания.

А может, уже больше не существовало Штефана-труса? Может, он все-таки прошел через вращающуюся дверь и вернулся оттуда уже кем-то другим, еще неведомым даже самому себе. Он точно не знал, кем же он теперь был, причем, наверное, не знал по той простой причине, что ему до сего момента не хватало мужества внимательно рассмотреть себя. В глубине души он чувствовал, что обнаружит в себе то, что может напугать его до смерти. Раньше он и понятия не имел, что означает бояться самого себя. Теперь он это осознал.