— Здесь мы отдохнем, — сказал Беквит, и они разбили лагерь в старом загоне для рабов с ржавыми железными болтами и примитивным граффити.

День за днем снайпер пытался разведать путь.

Спасшиеся девочки — подобно членам любого первобытного племени — страдали от глистов, вшей и других неприятностей. Под ногтями у всех поселилась какая-то розовая плесень. Вода и пища вызывали расстройство желудка. Глаза болели. Суставы распухли. Никто не жаловался — они шли домой.

Потом девочек свалил грипп.

Под тихое журчание реки и неутомимое пение Ребекки Беквит заботился обо всех сколько мог. В конце концов настал его черед свалиться в лихорадке. Несколько дней болезни превратились в неделю. Беквит лежал в бреду, трясясь от лихорадки. Похоже, они ушли настолько далеко, насколько смогли.

Привычно сбившись в кучу, девочки предались коллективному отчаянию. Планета смыкалась вокруг них. Если не считать шума реки и испуганных вскриков, когда им снились ночные кошмары, мир вокруг становился все тише. Никто больше не уходил на поиски пищи. В лучшем случае они наполняли бутылки речной водой. Все спали по двадцать часов подряд. Долгая ночь медленно пожирала их.

47

47

Паралич постепенно отпускал Клеменса.

Когда неблагодарный гарем с безумной матерью, чубастым простофилей снайпером и еще дышащим телом врага удалился, Клеменс уже не сомневался, что все обошлось. Если яд не убил его, значит, его действие должно закончиться — вопрос лишь во времени. И тогда он начнет все сначала. Он это умеет.

Всю первую неделю он лежал на спине внутри каменного купола, смотрел в потолок и придумывал, как вновь вернуться на сцену. Это отвлекало от голода и жажды.

Без девочек, которые помогли бы ему создать империю, в этих продуваемых ветрами и проклятых Богом развалинах у него нет шанса. Может, стоит податься в восточные регионы, где его никто не знает. Возьмет новое имя — все равно Клеменс не настоящее — и найдет себе новую нишу. Если все время цеплять свой фургон к чужим лошадям, в конечном счете куда-нибудь приедешь. Главное — настойчивость.

Когда прошла неделя, а тело все еще не освободилось от власти яда, Клеменс забеспокоился. Даже с учетом замедлившегося обмена веществ силы скоро закончатся. Он смотрел на уложенные вдоль стены продукты и усилием воли пытался подтянуть их к себе — разумеется, тщетно. В один из дней Клеменс сказал себе, что когда-нибудь будет вспоминать это время как период, когда он был зелен, словно салат. Теперь он сам не отказался бы от листика салата.

Не давала покоя и другая мысль. Что, если хейдлы вернутся за ним? Девочек нет, и приносить в жертву теперь некого. Что, если они бросят его своему богу, этому чудовищу в яме? Не самая приятная мысль. Монстр примет его с распростертыми объятиями.