Но Микки надеялась увидеть Лайлани, так или иначе намекнуть, что не ляжет спать, дождется девочку, если та выскользнет из дома после того, как Мэддок и Синсемилла уснут.

– Вы уж простите, что я держу вас в дверях, – извинился Мэддок. – Я бы пригласил вас в дом, но у моей жены жуткая мигрень, и от малейшего шума у нее просто раскалывается голова. Когда у нее такой приступ, мы разговариваем шепотом и ходим на цыпочках, словно пол – это барабан.

– Ну что вы, что вы. Не волнуйтесь. Все в порядке. Я только хотела поздороваться и сказать, что мы рады таким соседям. Надеюсь, она скоро поправится.

– Она не может есть, когда у нее мигрень… но после приступа обычно голодна, как волк. Ей понравятся эти пирожные. Вы очень добры. До скорого.

Микки спустилась по ступенькам, отступая от закрывшейся двери, задержалась на выжженной лужайке, пытаясь найти способ дать Лайлани знать о том, что приходила. Но она опасалась, что Мэддок наблюдает за ней.

Возвращаясь домой (по пути ее вновь обкаркали вороны, несущие вахту на заборе), Микки будто вновь услышала его обволакивающий голос: «Моя мама, упокой, Господи, ее душу, пекла самые разные пирожные с пеканом».

Как легко слова «упокой, Господи, ее душу» слетели с его языка, как естественно и убедительно прозвучали… хотя на самом деле он не верил ни в Бога, ни в существование души.

Дженева, обхватив руками стакан с ледяным чаем, ждала за кухонным столом.

Микки села, налила себе чаю, рассказала о Мэддоке.

– К обеду Лайлани прийти не сможет. Но я надеюсь, что она забежит ко мне после того, как Синсемилла и Мэддок лягут спать. Я ее дождусь, как бы поздно она ни пришла.

– Я вот подумала… она может остаться с Клариссой, – предложила тетя Джен.

– И с попугаями?

– Во всяком случае, это не крокодилы.

– Если я найду в архивах регистрационную запись о женитьбе Мэддока, репортеры этим заинтересуются. Он четыре года не дает о себе знать, но пресса все равно о нем помнит. Подобная таинственность должна их заинтриговать. Зачем прятать информацию о женитьбе? Не женитьба ли заставила его уйти с публичной сцены?

– Синсемилла… она просто находка для прессы, – заметила Дженева.

– Если пресса поднимет шум, обязательно найдется человек, который знал о существовании Лукипелы. Мальчика не прятали всю его жизнь. Даже если его чокнутая мамаша не сидела подолгу на одном месте, она – из тех, кто запоминается надолго, если не навсегда. Ее вспомнят даже те, кто видел мельком. Некоторые вспомнят и Луки. Тогда Мэддоку придется объяснять, куда делся мальчик.

– И где ты собираешься найти регистрационную запись его женитьбы?