Если бы Норман Бейтс, псих из психов, сбежал из сумасшедшего дома и, почувствовав, что возвращение в мотельный бизнес поможет полиции вновь выйти на его след, решил бы использовать свои знания для организации простенького пансиона, предлагавшего усталым путникам только постель и завтрак, этот старый дом пришелся бы ему по душе. Солнце, дождь, снег и ветер были единственными малярами, которые красили эти стены в последние двадцать лет. Если Тилроу и проводил какой-то ремонт, то лишь с тем, чтобы крыша внезапно не рухнула ему на голову.

Выйдя из «Камаро», Микки пересекла «лужайку» – полосу голой земли с кустиками травы. Деревянные ступени крыльца жалобно скрипели. Половицы просто стонали.

Постучав, она отступила на пару шагов. Боялась, что, стоя у порога, спровоцирует притаившегося за дверью Джека-потрошителя вцепиться ей в горло.

Воздух застыл, казалось, вся ферма накрыта гигантской банкой.

Черные облака грозно нависли над головой, словно небо решило воздать земле за все, что творилось под ним.

Микки не слышала, как кто-нибудь подходил к двери, когда она внезапно распахнулась. В проеме возник толстяк, от которого разило запахом кислого молока, с круглым и красным, как надувной шар, лицом и спутанной, словно перекатиполе, бородой. Широкие парусиновые штаны с нагрудником и белая футболка свидетельствовали о том, что перед ней человек, но подтверждало сие только то, что она видела повыше носа-картошки, испещренного готовыми лопнуть капиллярами. Между этим носом и лбом, переходящим в абсолютно гладкий, как помидор, череп, два прячущихся в жировых складках глаза могли принадлежать только человеку, потому что светились подозрительностью, печалью, надеждой и жадностью.

– Мистер Тилроу? – спросила Микки.

– Да… кто еще? Больше тут никого нет, – из жирной туши, бороды и облака неприятного запаха вырвался голос, нежный, будто у солиста хора мальчиков.

– Вы – Леонард Тилроу, который встречался с инопланетянами?

– Какую студию вы представляете?

– Студию?

Он оглядел ее с головы до ног, потом с ног до головы.

– Настоящие люди такими красивыми не бывают, мисси. Вы, конечно, оделись в старье, стремясь замаскироваться, но у вас на лбу написано: «Голливуд».

– Голливуд? Боюсь, я вас не понимаю.

Он скосил глаза на «Камаро».

– И эта развалюха – изящный штрих.

– Это не штрих. Это мой автомобиль.

– Эти автомобили предназначены для таких, как я. А такие красавицы, как вы… вы рождаетесь с ключом от «Мерседеса» в руке.

Он не грубил, не осуждал, просто выражал свое мнение.

У Микки сложилось ощущение, что он ждал кого-то другого, вот и принял ее за этого человека, поэтому она попыталась начать все сначала: