Среди многочисленных достоинств этой книги — эпизодические персонажи, имена которых (иногда этим их роль и ограничивается) отсылают к людям, связанным с театром и/или развитием легенды о Дракуле в двадцатом веке: в числе прочих, это Гамильтон Дин, Том Рейнольдc, Джон Бэрримор, Рэймонд Хантли, Винсент Прайс, Питер Кашинг и Луи Журдан.[55] Другие, никак не связанные со Стокером или его творением, прочно привязывают действие к 1912 г. Так, история сохранила имя Анри Сейме, одного из пионеров авиации, в марте того памятного года совершившего беспосадочный перелет из Парижа в Лондон. Но, вероятно, ярче всего изобретательность авторов проявилась в использовании образа Джона Коффи. Этот моряк вошел в историю, поддавшись суеверному страху за судьбу «Титаника» и сойдя с лайнера в Куинстауне.
Ориентируясь главным образом на события предшествующего романа, Стокер и Холт довольно смело обращаются с реальными и литературными фактами — устраивают пожар в «Лицее», перемещают лечебницу Сьюарда в Уитби… Для некоторых героев они сочиняют предысторию: мы узнаем о том, что до помешательства Ренфнлд служил в юридической конторе Хокинса, и о том, при каких обстоятельствах познакомились Джонатан с Миной, а Сьюард открыл свою лечебницу. Соавторы рискнули даже изменить одну из важнейших дат классического романа: бегство Дракулы в Трансильванию смещается на несколько дней вперед, чтобы 9 ноября, на момент совершения Джеком Потрошителем пятого убийства, граф еще оставался бы в Лондоне и мог считаться одним из подозреваемых.
Иных пуристов такие «ошибки», искажающие классический текст, могут шокировать. И, хотя может показаться, что соавторы жертвуют точностью ради достижения творческих целей (имея, кстати, на это полное право), следует помнить еще вот о чем. Стокер и Холт как бы пересматривают «истинный» текст «Дракулы», который, в свою очередь, становится основой для этого продолжения; в то же время они признают, что существует множество разных «Дракул» — от первых набросков Стокера до позднейших голливудских экранизаций — и что границы между ними размыты. Стремление переосмысливать «Дракулу», придавать ему все новые и новые формы свидетельствует о неувядающей силе романа. Как выразился ван Хелсинг в самой первой книге, «круг постоянно расширяется, подобно кругам на воде от брошенного камня».