Он посмотрел на дедушку широко раскрытыми удивленными глазами.

— Их не следует ронять, — сказал дедушка, — а если и уронишь, они, наверное, все равно не остановятся. Их уже роняли не раз, даже однажды наступили на них в этой проклятой пивной в Ютике, и тогда они не остановились. А если все-таки остановятся, то потеряешь их ты, а не я, потому что теперь это твои часы.

— Что?.. — Мальчик хотел сказать, что не понимает, но не закончил фразы — ему показалось, что одного слова достаточно.

— Я дарю тебе эти часы, — пояснил дедушка. — Уже давно собирался, но не хочу вписывать их в свое завещание.

Налог на наследование будет стоить, наверное, больше, чем сами часы.

— Дедушка… я… Боже!

Дедушка засмеялся так, что закашлялся. Он согнулся, смеясь и кашляя, лицо его от прилива крови сделалось пурпурным. Радость и удовольствие Клайва от полученного подарка сразу пропали, мальчика охватило беспокойство. Он вспомнил, как мать предупреждала его — и не один раз, — что он не должен утомлять дедушку, потому что дедушка болен. Когда Клайв пару дней назад осторожно поинтересовался у дедушки, чем он болен, Джордж Баннинг ответил одним таинственным словом. И только ночью, после их разговора в саду, когда мальчик засыпал, держа в руке согревшиеся от его тепла часы, он вспомнил слово, названное дедушкой, и понял, что оно имеет отношение к его сердцу. Врач убедил дедушку не курить и сказал, что, если он попытается выполнять какую-нибудь тяжелую работу — убирать снег или копаться в саду, — дело кончится «игрой на арфе». Мальчик понимал, что это значит.

«Их не следует ронять, а если и уронишь, они, наверное, все равно не остановятся», — сказал тогда дедушка, но мальчик был достаточно взрослым, чтобы понимать, что все на свете когда-нибудь останавливается — как люди, так и часы.

Он стоял, ожидая, когда кончится приступ у дедушки, и вот наконец его кашель и смех стали стихать. Он выпрямился, вытер сопли, текущие из носа, левой рукой и небрежно стряхнул их в сторону.

— Ты чертовски забавный парень, Клайви, — сказал дедушка. — У меня шестнадцать внуков, и только двое из них, мне кажется, годятся на что-нибудь. Ты один из них, правда, не первый, — но ты единственный, от разговора с которым я смеюсь так, что у меня болят яйца.

— Я совсем не хочу, чтобы у тебя болели яйца, — возразил Клайв, и дедушка расхохотался снова. На этот раз ему удалось справиться со смехом еще до того, как начался кашель.

— Обмотай цепочку вокруг ладони, если хочешь чувствовать себя лучше, — посоветовал дедушка. — Если ты будешь чувствовать себя спокойнее, может быть, отнесешься внимательнее к тому, что я собираюсь сказать тебе.