Хьюго кивнул.

— Я это сделаю, мой друг, — сказал он. — Но в ответ и вы должны мне кое-что пообещать. Я хочу, чтобы вы ни единым словом не обмолвились об этом Уиллу. Вы меня понимаете? Если он приедет к вам и вы скажете ему что-нибудь о нас, то ваши нынешние чувства — паника, одиночество — покажутся детскими игрушками по сравнению с тем, что мы с вами сделаем. Вы меня слышите? Детскими игрушками. Кивните, если поняли.

Хьюго кивнул.

— Прекрасно. Можете больше не думать об этом. Он… как вы его назвали? Самовлюбленный педераст? Вы явно не слишком большой его поклонник. Тогда как я… я ему предан. По-своему. Разве не странно? Я, конечно, не видел его тридцать лет, так что, возможно, мои чувства изменились…

Его голос замер. Он вздохнул и встал.

— Лежите и не двигайтесь, — посоветовала Роза. — Возможно, у вас сломаны ребра — вы же не хотите проткнуть себе легкие.

Она повернулась к Джекобу.

— Ну, ты идешь?

— Да. — Он посмотрел прямо в глаза Хьюго. — Наслаждайтесь звездами.

XVII

XVII

1

На следующее утро после любовного приступа Уилл проснулся на полу в гостиной, куда, очевидно, скатился с дивана и где устроил гнездо из одежды, которую сбросил ночью. Чувствовал он себя хуже некуда. Все тело болело, даже зубы и язык. Глаза горели в глазницах. Он поднялся — ноги держали не слишком надежно — и поплелся в ванную. Там Уилл сполоснул лицо холодной водой и посмотрел на себя в зеркало. Спокойствие и ясность, которые стали для него таким откровением накануне, исчезли. Лицо, на которое он смотрел, было неприглядно: бледная кожа, красные круги вокруг глаз, опухшие губы. Что он устроил? Уилл смутно помнил какие-то препирательства с Дрю, но понятия не имел, о чем шла речь, а тем более как все разрешилось, если только разрешилось. Он явно пустился во все тяжкие, и, судя по состоянию тела, гулянка была та еще. У него были царапины на спине и груди, следы укусов на плечах. А еще более очевидные свидетельства обнаружились между ног — член и мошонка были такими красными и кровоточащими, словно их терли наждаком.

— Вопрос номер один, — сказал он, разглядывая свой пах, — что за хренью мы занимались? И вопрос номер два кому, черт бы его драл, нужно приносить извинения?

Когда он решился наконец войти в спальню, его взгляду, конечно же, предстал хаос. В воздухе стоял запах тронутой гнилью пищи, застоялой блевотины, на полу был разбросан мусор.

Он стоял в дверях, разглядывая следы пиршества, и осколки мучительных воспоминаний о том, как закончилось празднество, складывались в его голове в нечто цельное. Вчера он полз на четвереньках по этому мусору? И блевал, как обожравшийся римлянин. Уилл вышел на лестничную площадку, где увидел кровь и битое стекло, — он порезал ногу, пробираясь сюда..