Марк же неотрывно смотрел на ее лицо, и ему казалось — он понимает, о чем Вера думает. Та всегда была для него как открытая книга. Как язык романской группы — простой и мелодичный. А сейчас смотрел на Веру и не верил, что ее взгляд, раньше прямой и дразнящий, может быть таким. Отчаяние, страх, покорность обстоятельствам, нежелание и неумение бороться, отрицание боли, отсутствие каких-либо надежд — вот что было намешано в этом взгляде.

И неожиданно для самого себя Марк почувствовал такую злость, такое желание убить того, кто заставил Веру смотреть на мир вот так, что, не до конца осознавая происходящее, вдруг ринулся вперед. На темноволосого. Перед глазами стояла красная пелена, Марк слышал рык, похожий на крик голодного атакующего зверя, но не мог понять, доносится ли он извне или извергается его собственными, побелевшими от ярости, губами.

Хунсаг не ожидал ни такой скорости, ни такой смелости, ни такой прыти. Расслабленный жалким видом противника, он не успел подготовиться к нападению. Девяносто килограммов живого веса опрокинули его на землю. Прежде чем Хунсаг успел сориентироваться, вынырнуть из-под противника, оглушить его, опустив на темечко кулак, а потом нанести смертельный удар ребром ладони по шее, кулак Марка ударил в его живот, в самую точку под ребрами.

Не так просто было поразить Хунсага — мускулы его были железными, а тело — закаленным и гибким. Многие годы он посвятил тому, чтобы стать сильным противником в любой драке. Искусству вести бой он обучался в Азии (в Японии, Китае, Корее, Таиланде). Но в ударах Марка было что-то такое… нечеловеческое. Как будто сама ненависть била его, как будто все темные силы Вселенной стояли за спиной его противника.

В памяти мелькнуло, как один китайский старик, который внешне выглядел миролюбивым белобородым улыбчивым дедулей (но только до того момента, как на глазах у Хунсага тот в клочья порвал разъяренного быка, наглядно показывая, как должен вести себя воин), сказал ему: «Если ты вкладываешь в прикосновение всю любовь мира, то человек, к которому ты прикасаешься, непременно тебя полюбит. Если же вкладываешь в удар всю ненависть мира, твой противник умрет».

Нет, умирать Хунсаг не собирался. Это было бы смешно — прожить его жизнь и сдохнуть от удара разъяренного менеджера, рыцаря жалкого образа. Конечно, он пришел в себя, пусть и не сразу. Конечно, его змеиной гибкости хватило на то, чтобы вынырнуть из-под Марка. Но едва Хунсаг успел занести руку, как за его спиной раздался почти весёлый женский голос:

— Ах, вот они где прячутся! Ну ты и гад же… Ребята, давайте!