А мы?..
* * *
Художник вздрогнул и открыл глаза.
Он не сможет спать на диване, здесь мало места. Придется стелить на полу. Потом надо приобрести кровать. Готовить он не научился, так что следует разведать, где поблизости находятся кафе или ресторанчики с более или менее приличной кухней. Позже предстоит знакомство с соседями. Нужно нанять садовника для ухода за цветами мсье Соважа. Кстати, сад я так и не видел. Но это позже, позже… Здесь холодно, стоит разжечь камин. Дрова, наверное, во дворе. Но перед этим, как дань уважения, он навестит комнату прежнего хозяина. Затем – за работу. Освещение слабовато, придется приспособиться здесь, у окна, подальше от камина, чтобы жар не высушивал краски. И протапливать комнату следует не слишком сильно, ведь холсты чувствительны.
* * *
В обители мсье Соважа произошли небольшие изменения. Теперь у стены стояла простая железная кровать с дешевым покрывалом и смятой подушкой. Здесь, видимо, и закончил земной путь прежний хозяин дома. А в мире масок всё оставалось таким же вечным и незыблемым.
Правда, в комнате добавились два новых любопытных экспоната. У изголовья кровати возвышался черный африканский идол, глаза которого были подведены красной краской. У его подножия располагалась каменная плита с краями, на которых были отчетливо видны грубые следы резца. Поверхность плиты сплошь покрывали примитивные рисунки: антропоморфные фигуры окружали силуэт крупного животного – похоже, слона. Из тела зверя торчали шипы, которые символизировали копья или стрелы. Этот фрагмент, похоже, был отколот от более грандиозной композиции. Наверняка вандалы сделали это намеренно, для продажи любителям экзотики. Возможно, по заказу самого мсье Соважа.
Анж протянул руку к холодному камню. Интересно, почему старый миссионер завещал свою коллекцию именно ему, а не географическому обществу Франции или, скажем, какому-нибудь этнографическому музею. Может, он думал, что Анж и Селена сумеют распорядиться ею более достойно. Нет, конечно же, старик не мог предположить, что они тут же выставят экспонаты на аукцион. И вряд ли он мечтал, чтобы десятки неистовых паганелей, кузенов бенедиктов и пьеров аронаксов от искусства передрались за обладание тем или иным экземпляром.
На внимательный осмотр коллекции он потратил около двух часов. Анж переходил от маски к маске, прикасался к ним, пытаясь угадать в неподвижных личинах малейшее биение жизни. Художник помнил разговор с мсье Соважем и теперь думал о том, что каждая маска хранит в себе частицу прежних владельцев – тех, для кого она была не просто красивым или уродливым предметом, а составляла некую важную часть жизни. Эти лики впитали в себя пот, а то и кровь сотен людей, ушедших в мир иной. Кто знает, может, вот эту маску шаман должен был носить всю жизнь, с самого обряда посвящения. И освобождался от нее лишь перед сожжением на погребальном костре. Тогда ее надевал преемник, чтобы тоже не снимать до самой смерти. Эта маска скрывала лишь верхнюю часть лица, значит, шаман мог и есть в ней, забрызгивая отшлифованную поверхность мясным жиром. Возможно, даже человеческим…