Генка пошевелился, рядом с рукой оторвался от скалы обломочек, скакнул, запрыгав по выступам, ниже, ниже, — и упал на краю черного пятна, перед Ритой. Она ухватилась за деревяшку, быстро повернулась, запрокидывая голову и одновременно подаваясь назад.

— Не качайся, — крикнул Генка, — свалишься ведь!

Рита вытянула ноги и уперлась в землю подошвами сапожек, снова опустив голову. Ноги в черных джинсах были, как две полоски — ровные ровные, длинные.

Он съехал чуть ниже и пошел по неровным ступенькам с торчащими пучками травы. Горела кожа на ладони. Прижал ее к штанине чуть ниже куртки и цыкнул с досадой, выпачкав руку свежей глиной. Пройдя по мягкой черной земле бывшего костра, встал напротив, смотрел сверху вниз на гладкую макушку.

— Ты что тут?

— Не свалюсь.

— Что? — ему был виден только лоб и ровные дуги бровей, спинка носа. На вопрос подняла голову, посмотрела блестящими глазами. Ответила дальше, по порядку:

— Гуляла просто. Хотела от всех. Уйти. И тебя искала.

— Здесь?

— Нет, я просто ушла, оттуда, — чуть дернула подбородком в ту сторону, где, если взойти на холм и вытянуть шею, будут видны красные крыши Эдема. И закончила, снова опуская лицо:

— Хотела далеко идти, а потом хотела — к тебе, домой, позвать.

Генка потоптался. Под ногами хрустели старые головешки. Не знал, что делать, о чем говорить.

— Ну, видишь, нашла здесь. Теперь чего?

Рита снова вздернула лицо, глаза сузились:

— Слушай, а что ты, как сыч, все бубу и бубу? Ты нормально можешь — со мной?

Из краешка глаза выкатилась слеза, сверкнула, как маленький длинный камушек.

Генка присел на корточки и взялся за ее руки:

— Ты чего, Рит? Чего бубу, какие бубу? А то ты не знаешь, как я к тебе… Ну, растерялся… Ты вставай, холодно ведь, застудишься. Что, поругалась там? Убежала? Что случилось? Надо было сразу — ко мне.

— А я вот, сразу к тебе. Видишь?

— Вижу…