— Прошу прощения? — удивилась Мэй.
— Уговорить, — повторил Эбинизер. Он сунул большой палец под лямку своего комбинезона. — Вежливо попросить его проследовать с вами в Эдинбург. Возможно, он согласится.
— Не тратьте времени зря, сэр, — вмешался я. — Не соглашусь.
— Госпожа Мэй, — пророкотал Бьорк, или как там его. — Если вы соизволите вернуться на катер, мы с этим разберемся.
Я продолжал стоять, не двигаясь с места, и надеялся только на то, что остальные появятся, и очень скоро. Я не хотел заводить танцевальной музыки до тех пор, пока все не выйдут на площадку, но если Стражи начнут меня подпирать, мне, возможно, придется ускорить события.
— Госпожа Мэй, — повторил Йорг, — не хотите ли вы, чтобы мы…
Не успел он договорить, как послышался оглушительный рев, и из-за вершины холма показался вертолет, летевший дюймах этак в полутора над верхушками деревьев. Он пронесся над нами, заложил вираж над озером и завис на высоте в тридцать футов над берегом примерно в сотне ярдов от нас.
В кино парни из спецназа соскальзывают на землю по длинным тросам. Я даже сам раз спускался так, хотя напоминал при этом скорее куль с мукой, а не какого-нибудь «котика». Однако если с вертолета на землю десантируются вампиры, им не нужно длинных тросов.
Точнее, тросы им не нужны вообще.
Три фигуры в белом выпрыгнули из вертолетного люка, сделали в воздухе изящный кульбит и мягко, по-кошачьи приземлились на камни. Потом разом встали — по красоте, чистоте и слаженности исполнения они не уступали акробатам из цирка дю Солей.
Лара и две ее сестры подошли к нам. Нельзя не признаться, впечатление они производили сильное. Одежду Лары составлял белый сарафан, выгодно подчеркивавший все изгибы ее тела, и два черных кожаных ремня крест-накрест на бедрах. На одном ремне висела кобура с пистолетом, на другом — ножны с рапирой, судя по потертой рукояти не раз бывавшей в деле. Свою пышную черную шевелюру она убрала под сетку, поверх которой повязала белую косынку, что придавало ей этакий цыганский вид. На шее ее виднелось платиновое ожерелье, больше напоминавшее ошейник, с единственным кроваво-красным рубином.
Невозможно было не любоваться ее походкой, тем, как покачивались при ходьбе ее бедра, и даже смертоносное оружие на поясе не уменьшало ее женской привлекательности. Ну, и дождь, насквозь промочивший ее белое платье, тоже не позволял не заметить кое-какие другие подробности — например, то, что, помимо оружия и туфель, это единственное, что на ней надето.
Я сосредоточился на том, чтобы не дать своему языку вывалиться до пояса, и с усилием отвел от нее глаза.