— Угу, — подавленно кивнул я.

— А ведь это была ее родня. — Он покачал головой. — Дружба для них ничего не значит. Они так здорово умеют врать, что порой даже сами в собственную ложь верят — но в конце концов с пищей не дружат. Я ведь не первый день на свете живу, Хосс, и позволь сказать тебе — такова их природа. Рано или поздно она возьмет свое.

— Томас не такой, — буркнул я.

Он внимательно посмотрел на меня.

— Ой ли? — Он покачал головой и двинулся дальше. — Почему ты не спросил тогда свою ученицу, что заставило ее убрать завесу и использовать твой щит, а?

Я тоже пошел дальше.

Я не ответил.

Мы вернулись в Чикаго заполночь.

Старая Мэй и Стражи ждали на причале, чтобы проводить Эбинизера, Индейца Джо и Моргана в Эдинбург — «на всякий случай». Они отбыли через три минуты после того, как я ошвартовал «Жучка-плавунца».

Я смотрел им вслед, потягивая воду из бутылки с трубочкой. Слушающий Ветер продезинфицировал мои раны и сделал несколько стежков на щеке и нижней губе. Он сказал, что глаз почти не пострадал, и намазал его какой-то мазью, которая выглядела как гуано, а пахла медом. Потом задекорировал так, что я смело мог претендовать на первое место на Международном Конкурсе Раненых Идиотов: забинтовал эту половину лица и часть головы. В сочетании с той повязкой, которая все еще нужна была для шишки, что я получил от Перевертыша в прошлую с ним встречу, я выглядел стопроцентным пациентом, пережившим трепанацию черепа, только без блаженной идиотской ухмылки.

Уилл и Джорджия спали, накрытые расстегнутым спальным мешком-конвертом на надувном матрасе на корме «Жучка-плавунца». Я сошел на берег, пересек стоянку и направился к стоявшему на ней «мерседесу».

Винс опустил стекло, посмотрел на меня и нахмурился.

— Скажите, вы проклинаете всех, кто оскверняет вашу гробницу, или только англоязычных?

— Вы только что остались без чаевых, — парировал я. — Достали?

Он молча протянул мне конверт из крафт-бумаги. Потом дотянулся до ручки, отворил правую дверцу, и Мыш, спрыгнув с пассажирского кресла, радостно виляя хвостом, обежал машину, чтобы поздороваться со мной. Я опустился на колени и обнял тварюгу.

— Чумовая у вас собака, — заявил Винс.

Мыш вылизывал мне лицо.

— Угу. Что он натворил?

Винс ухмыльнулся и на долю секунды утратил свой непроницаемый вид. От таких улыбок, как у него, повышается температура в помещении. Я встал и кивнул ему: