Но пробирка и коды добили ее. Забрать все и оставить ей это — какой жестокий расчет. Жестокий и великолепный. Суровое свидетельство совершенного ею, напоминание о реальности происшедшего.

Она посмотрела на них, потом закрыла глаза.

Через сомкнутые веки на нее глянуло лицо Эва.

С рыданием она схватила висящую на шее раковину каури, дернула, разорвав золотую цепочку. Швырнула медальон через всю комнату и покинула дом Рафа.

Лизл поехала к Уиллу, но там все было так же, как во время прошлого ее посещения, рано утром — пусто. По крайней мере, хоть мебель стояла на месте. Где же Уилл? Не похоже, чтоб он возвращался за время ее отсутствия.

Ее вдруг поразила страшная мысль: что, если он тоже во всем этом замешан?

Нет, это совсем сумасшедшая, параноидальная идея. У Рафа, конечно, какие-то жуткие замыслы, но Уилл тут ни при чем, Лизл уверена в этом. Только где он?

Она сдалась и направилась домой. По пути начался дождь.

Входя в квартиру, она на секундочку понадеялась, что Раф тут и поджидает ее. Нет, и здесь было пусто.

Пусто... совсем как в душе, как во всей ее жизни. Никогда не была она так одинока, так отрезана от всего мира. Если бы только нашелся кто-то, с кем можно поговорить, кому можно все рассказать. Но здесь у нее никогда не было ни единого по-настоящему близкого друга, а связавшись с Рафом, она отдалилась и от немногих, кому можно было бы позвонить. Родители... Боже, она не в состоянии говорить с ними о самых простых вещах, не то что обсуждать такое. Уилл был единственным, и тот исчез.

Она побрела в спальню, упала на смятые простыни. Спать. Это поможет. Несколько часов передышки от горя, вины, одиночества. Потом можно браться за дело.

Но что ей делать? Идти на математический факультет? После всего, что она натворила? Вернуться к привычному распорядку, ни о чем больше не беспокоясь, раз Эв уже не стоит поперек дороги? Разве это возможно?

Лизл села на краешке неубранной постели и попыталась представить свое будущее. И не увидела ничего. Словно ослепла. В неожиданном приступе паники она полезла в столик за ресторилом.

«Спать! Я должна поспать!»

Но как заснуть, если каждый раз, закрывая глаза, она видит оглядывающегося Эва.

Лизл унесла пузырек в ванную, проглотила две капсулы — двойную дозу, но она точно знала, что это ей необходимо. Посмотрела на себя в зеркало — пустое перекошенное лицо, виноватые глаза.

«Ты, ничтожный кусок дерьма».

Снова залившись слезами, она высыпала на ладонь еще десяток капсул и запила их водой, потом еще десяток, еще, пока пузырек не опустел. Он был почти полный — штук, наверно, девяносто. Она бросила баночку в раковину и пошла в постель, ждать, когда придет сон и покой, вечный покой. Так все и решится. И больше не будет ни вины, ни боли.