Казалось, теперь, найдя безопасное пристанище, Хэнк должен был почувствовать облегчение. Но вместо этого он обнаружил вдруг, что плачет. Ну и что? Все равно никто не увидит. Он здесь один, израненный – кровь все еще шла потихоньку, – замерзший, усталый, голодный, без еды, без денег, без машины. В канализационном колодце с грязной, затхлой водой, просачивающейся сквозь подошвы ботинок. Он в буквальном смысле оказался на дне.

Хэнк заставил себя рассмеяться, и смех этот гулким эхом прокатился по всему колодцу. Единственное, что ему оставалось, – это утешать себя мыслью, что все могло быть и хуже.

Что-то промелькнуло справа от него.

Хэнк похолодел и застыл на месте, прислушиваясь. Что это, о Боже, что это? Крыса? Или кое-что похуже – намного хуже? Он вытащил ноги из воды, осторожно вытянул их и уперся в противоположную стену. Если в воде кто-то есть, то он теперь проползет, не задевая его. Он всматривался в темноту справа от себя, напрягая зрение и слух, стараясь обнаружить что-то живое.

Но там ничего не было.

Зато с левой стороны раздалось негромкое шуршание, оно слышалось все ближе, потом раздались причмокивающие и царапающие звуки, и какое-то существо – нет, какие-то существа! – с тысячами ног стали переползать на него с бетонной стены.

Теперь и справа что-то зашевелилось, послышались многочисленные, торопливые всплески, в них чувствовались нетерпение, жадность, бешеные всплески, все чаще, чаще и ближе него. Колодец ожил – он наполнился движением и звуками. Вся эта активность была обращена на Хэнка.

Хэнк завыл от страха, спрыгнул обратно в воду, уперся ладонями в решетку и приподнял ее. Но прежде чем ему удалось сдвинуть ее в сторону, пара клешней обхватила его правую ногу. Он вскрикнул, чувствуя ужас и отчаяние, но продолжал толкать решетку. Еще пара клешней вонзились в икру левой ноги. Потом его дернули за ноги, и он упал на колени в затхлую воду.

И тут сквозь решетку пробился слабый свет, и он рассмотрел их. Огромные сороконожки с клешнями, наподобие той, которую он видел в вестибюле своего дома выползающей у трупа изо рта. Колодец кишел ими, разными по величине – в пять, шесть, восемь, десять футов длиной. Те, что были ближе к нему, вытягивали свои головы и щелкали клешнями. Хэнк бил их наотмашь, стараясь прогнать, но они сумели вцепиться холодными, как лед, клешнями в его руки и плечи. Боль и чувство страха были невыносимы. Его крик эхом отдавался по колодцу, а тем временем его уже опрокинули навзничь. Руки оказались запрокинутыми над головой, ноги вытянуты вперед. Холодная вода просачивалась сквозь одежду, струилась по спине. Все больше и больше тварей наваливалось на него, царапая тело своими бесчисленными когтистыми лапами. Они вцепились в его одежду, срывая ее, словно оберточную бумагу, пока не осталось последнего лоскутка, и теперь он лежал холодный, мокрый, обнаженный, словно еретик, растянутый на дыбе.