Ужас, какого Ба прежде никогда не испытывал, сдавил ему горло. Он воевал с вьетконговцами, сражался с пиратами в Южно-Китайском море, но никогда не чувствовал себя таким слабым и беспомощным, как при виде этой крови, разбрызганной по Тоад-Холлу.

Он пробежал по дому, зовя миссис, доктора, Джеффи. Поднялся по пустынной лестнице, потом спустился в кинозал и перед дверью в подвал снова остолбенел. Дверь была приоткрыта, низ ее прогрызен, доски расщеплены. Ба распахнул дверь настежь и, стоя на верхней ступеньке, позвал:

– Миссис! Доктор! Джеффи!

Никто не ответил. Он заметил на одной из ступенек фонарик. Поднял его и с замиранием сердца медленно спустился по лестнице.

Подвал был пуст. От свечи на столе для пинг-понга осталась лишь лужица стеарина. Дрожащей рукой Ба потрогал ее. Стеарин остыл.

Чувствуя, что сердце сейчас остановится, вьетнамец побрел вверх по лестнице, потом вышел на улицу. Джек и Билл ожидали его возле машины.

– Они?.. – Билл не договорил.

– Их нет, – сказал Ба так тихо, что сам едва расслышал.

– Слушай, Ба, – начал было Джек, – может быть, они уехали?

– Там кровь, много крови.

– Ах ты Господи, – мягко произнес Джек.

Билл опустил голову, прикрыл рукой глаза.

– Что нам сделать, Ба? – спросил Джек. – Только скажи, и мы все сделаем.

Он хороший друг, этот Джек. Они знакомы всего несколько дней, а он для Ба как брат. Но ничто не могло унять боль в сердце Ба. Скорбь и горькое чувство отвращения к самому себе охватили его. Зачем он оставил свою семью, дорогих ему людей незащищенными? Зачем он это сделал?

И тут он вздрогнул от шума мотора на заднем дворе. Он знал этот двигатель. Это «Грэхэм 1938» – любимая машина миссис.

Не давая прорваться своей радости, боясь, что надежды его могут не оправдаться, Ба побежал за дом. Но не успел он сделать и нескольких шагов, как из-за угла показался заостренный, словно нос акулы, капот «грэхэма». За рулем сидела миссис. Рядом с ней – Джеффи. При виде Ба рот у нее образовал букву "О". Старый автомобиль резко остановился, она выскочила из него и побежала по траве к Ба, раскинув руки, с искаженным страданием лицом.

– Ах, Ба, Ба! Мы ждали вас весь день. Я подумала, что вас тоже больше нет!

И тут миссис сделала то, чего не делала никогда раньше. Обняла Ба, прижалась к его груди и заплакала.

Ба не знал, как себя вести. Он подбоченился просто потому, что не знал, куда девать руки. Сейчас, когда он с ума сходил от радости, ему определенно не следовало обнимать миссис. Но горе ее было настолько глубоко, настолько безысходно... Он и представить себе не мог, что она способна так страдать.