— Неужели ты не позволишь мне хотя бы…

— Позволю. Приводи примеры, хоть сотню. Знаешь, ты из тех людей, которые упиваются собственным беспокойством во вред себе. Прости, но это глупо! Но если тебе так хочется…

— Послушай, мне кажется, ты меня боишься.

— Я? Боюсь тебя? Это что-то новенькое!

— Ты боишься, что я смогу тебя переубедить. Как ты говорил? «Я не верю в привидения». А вдруг я заставлю тебя в них поверить?

— Прекрасно. Попробуй. Ученые, в конце концов, тоже люди. Когда наши взгляды на мир и принципы опровергаются, интеллект отказывается следовать за чувствами. Даже ум имеет свои привычки. Ну ладно. Итак, я весь внимание. Выкладывай свои драгоценные факты.

— Так вот, — вздохнул Лелио Джорджи, — ты уже знаешь, что мне пришлось пережить в Америке. Родители Луизы противились нашему браку, и, думаю, они были правы, поскольку больше всего на свете беспокоились о финансовом положении своего будущего зятя. В мои способности они не верили и с большим сомнением относились к моей поэтической карьере. Тоненький сборник моих ранних стихов стал моим злейшим врагом. Между прочим, с тех пор я не написал ни строчки, тем более ничего не публиковал, а ты все называешь меня поэтом. Ко мне уже прилепился этот ярлык. О господи.

— Все-таки вы, писатели, любите начинать издалека!

— Наберись терпения и слушай. Я жил в Буэнос-Айресе и не получал от Луизы никаких известий. Прошло три года. И вдруг появилось завещание моего богатого дядюшки, при жизни не желавшего меня знать. Я вернулся в Европу и помчался в Лондон, имея в кармане двести тысяч фунтов. И что же я выяснил? Что шесть месяцев назад Луиза вышла замуж! Я же любил ее, как прежде. Наверное, она уступила настойчивым просьбам своих домашних. В то время еще можно было что-то сделать… Учти, это незначительные детали, но они очень важны… Как последний дурак, я написал ей письмо, полное жестоких упреков. Никогда не думал, что оно попадет в руки ее мужа. На следующий день он появился на пороге моего дома. Видимо, он прекрасно понимал нелепость моего поведения и пришел, чтобы меня успокоить. Сам он был абсолютно спокоен. «Я пришел, — сказал он, — чтобы вернуть ваши письма. Я распечатал их по ошибке, а не из любопытства, и хорошо, что все так получилось. Я убедился, что вы джентльмен. Я прекрасно понимаю вашу горечь и обиду, но прошу вас — не нарушайте покой нашей семьи. Если вы найдете в себе силы рассудить здраво, то поймете, что никто не хотел причинить вам боль. Просто вам не повезло. Думаю, вы сами понимаете, в чем теперь состоит ваш долг; я же заявляю, что намерен решительно защищать свое семейное счастье. Любой ценой». Говоря это, он был бледен, его голос дрожал «Я должен извиниться перед вами за свою неосмотрительность, — ответил я, — и сообщить, что завтра я уезжаю в Париж». Наверное, я был еще бледнее, чем он, и с трудом выговаривал слова. Я протянул ему руку, и он крепко пожал ее. Я сдержал слово. Через шесть месяцев я получил от Луизы телеграмму. В ней говорилось: «Я стала вдовой. Люблю тебя. А ты?» Ее муж умер два месяца назад.