Она засмеялась, видя мою крайнюю серьезность:

— Ты сейчас выглядишь как профессор за работой, Остин. Вот что значит обручиться с ученым мужем! Ладно, я все расскажу, хотя ума не приложу, зачем тебе это нужно. Я встала с постели в восемь, в половине девятого позавтракала в десять минут десятого вошла сюда и села читать «Мемуары мадам Ремюза». Но спустя несколько минут я сделала нелестный комплимент этой француженке, задремав над ее книгой. Одновременно это было лестным комплиментом вам, сэр, поскольку ты мне приснился. Я проснулась несколько минут назад.

— И обнаружила себя на том же месте?

— Разумеется! Чего бы ради я должна была оказаться на другом?

— Скажи мне еще, пожалуйста, Агата, что именно я делал в твоем сне? Я спрашиваю вовсе не из любопытства, поверь!

— У меня просто осталось смутное впечатление, что ты там был. Никаких подробностей не помню.

— Но если ты сегодня не выходила, Агата, отчего на твоих ботинках пыль?

По ее лицу пробежала тень досады.

— Право, Остин, не пойму, что с тобой сегодня? Тебя послушать, так ты даже сомневаешься в моих словах! Если моя обувь в пыли, это значит, разумеется, что я надела ту пару, которую служанка не вычистила.

Теперь мне было вполне очевидно, что она не знает о собственном поступке, и я рассудил, что разумнее будет ничего не рассказывать. История могла испугать Агату и вряд ли улучшила бы наши отношения. Потому я перевел разговор на другое и вскоре откланялся, поскольку пора было идти читать лекцию.

Но сам я безмерно впечатлен. Горизонт возможностей науки внезапно расширился перед моими глазами. Меня больше не удивляет, отчего Уилсон проявляет такую дьявольскую энергию и энтузиазм. Кто бы не стал трудиться усердно, видя перед собою невозделанную целину, ради будущего плодородия? Мне приходилось испытывать восторг, когда я обнаруживал неизвестную прежде форму ядрышек или какую-нибудь новую подробность о поперечно-полосатой мускулатуре, увиденной под микроскопом. Но какими мелкими кажутся эти восторги по сравнению с открытием, которое обнажает самые корни жизни и природу души! Я всегда рассматривал дух производным от материи. Печень выделяет желчь, мозг выделяет разум — таково мое убеждение. Но как совместить этот принцип с тем, что я сегодня наблюдал? Неужели разум может работать на расстоянии и управлять материальным телом, как музыкант справляется со скрипкой? Значит, тело является не источником души, но грубым инструментом, при помощи которого разум проявляет себя. Ветряная мельница ветра не создает, а только указывает на его наличие. Такие соображения противоположны привычному строю моего мышления, и все же отрицать их было невозможно, и они представлялись мне достойными исследования.