— Если вы и слышали от меня слова любви, — сказал я, — то произнесены они были вашим голосом, не моим, и вы прекрасно это знаете. Единственные искренние слова мне удалось сказать в последний раз, когда мы виделись.

— Я знаю. Кто-то настроил вас против меня. Это был он! — Она стукнула костылем по полу. — Хорошо же! Вы отлично знаете, что я могла бы сию минуту заставить вас ползать у моих ног, подобно виноватому спаниелю. Вы более не застанете меня в момент слабости, когда можно оскорблять меня безнаказанно. Берегитесь, профессор Гилрой, хорошенько подумайте, как быть дальше! Положение ваше ужасно. Вы еще не вполне осознали, как крепко я держу вас.

Я пожал плечами и отвернулся.

— Ладно, — сказала она, помолчав, — если вы презрели мою любовь, посмотрим, что можно сделать посредством страха. Улыбаетесь? Улыбайтесь, но настанет день, когда вы, стеная, явитесь ко мне молить о прощении. Да, вы будете ползать на брюхе передо мною, вы, такой гордый, и проклинать тот час, когда вы сами превратили лучшего друга в злейшего врага. Берегитесь, профессор Гилрой!

Она вскинула свою белую руку, и я заметил, что ее трясет, а лицо почти утратило человеческие черты, так исказила его ярость. Спустя мгновение она убралась, я услышал, как быстрый топот и постукивание удаляются прочь.

Но она оставила тяжелое бремя на моем сердце. Смутные предчувствия грядущих бед тяготят меня. Я напрасно пытаюсь убедить себя, что слышал лишь пустые угрозы разгневанной фурии. Поверить трудно — я слишком явственно помню ее беспощадные глаза. Что делать, как быть? Я больше не хозяин собственной душе! В любой момент отвратительный паразит может прокрасться внутрь, и тогда… я должен открыть кому-то свой жуткий секрет, да, открыть — или сойти с ума. Если бы рядом находился кто-нибудь, кто мог бы посочувствовать, дать совет! Об Уилсоне и речи быть не может. Чарльз Сэдлер поймет меня лишь настолько, насколько позволит его личный опыт. Пратт-Хэлдейн! Он человек уравновешенный, весьма здравомыслящий и толковый. Пойду к нему, расскажу все. Господи, пусть он что-то присоветует мне!

IV

IV

6.45 вечера. Нет, все бесполезно. Ни один человек не поможет мне; я должен сражаться в одиночку. Передо мной лежат два пути. Я могу стать любовником этой женщины. Или выдержать все те преследования, которые повлечет за собой отказ. Даже если она ничего не предпримет, я буду жить в аду, постоянно ожидая беды. Она может терзать меня, может свести с ума, может и убить, но я никогда, никогда не поддамся. Может ли она причинить мне худшее зло, чем потеря Агаты и осознание собственной преступной лживости и того, что я опозорил имя джентльмена?