— Ты слишком далеко зашел, — сказали ему южане. — Янки спалят фермы от Балтимора до Бирмингема, пока тебя не найдут.

Теперь сбывалась вторая часть предсказания цыганки. Бут нажил много врагов.

Двадцать шестого апреля бывший актер проснулся от знакомых криков.

Ах он, двуличный сукин сын…

Ричард Гаррет, в отличие от остальных соотечественников, заговорщиков не прогнал. Он дал им еды и пустил переночевать в теплый табачный амбар. Судя по голосам солдат Союза, которые слышались на улице, после этого хозяин фермы выдал Бута за вознаграждение.

Герольда нигде не было. Этот трус сам пошел и сдался. Не важно. В одиночку получится уйти быстрее. Наступила ночь, а ночью властвуют такие, как он. Пусть себе ждут, думал он. Пусть ждут: я им покажу, каков я на самом деле. Нога давно зажила, и хотя Бут ослабел от голода, людям с ним было не тягаться. По крайней мере, в темноте.

— Сдавайся, Бут! Последний раз предупреждаем!

Бут не двинулся с места. Солдаты не соврали: предупреждение действительно оказалось последним. Они попросту подожгли амбар и забросили на крышу факелы. Доски загорелись. Старый сухой амбар вспыхнул как спичка. От ослепительного пламени тени в углах сгустились еще сильнее. Бут надел темные очки. Сверху послышался треск. Клубы дыма обратились в серые пальцы и поползли к потолку. Бут стоял в самом центре сцены и по старой актерской привычке теребил подол сюртука. Он хотел предстать во всем великолепии. Пусть чертовы янки поймут, кто он такой, прежде чем…

Здесь кто-то есть… И он желает мне зла…

Бут повернулся кругом и приготовился к нападению. Неизвестный мог броситься с любой стороны, в любой момент. Бывший актер выпустил клыки. Глаза залила чернота. Он был готов ко всему…

Но ничего не происходило. Вокруг был только дым, огонь и тени.

Что за наваждение? Я ведь чувствовал его, пока…

— Просто ты слаб.

Бут обернулся на голос.

Из самого темного угла амбара шагнул Генри Стерджес.