Но нравится ему это или нет, эти дни для него позади. Он не может кинуть Тревора. Более того, даже не хочет.

— Извини, — сказал он. — Не могу.

— Конечно, можешь.

Кальвин попытался вновь прижаться к нему. Глаза у пего были безумными, дыхание — учащенным. Он, судя по всему, был возбужден почти до боли, и Зах сострадал ему. Но в клубе полно восхитительных мальчиков, буквально варящихся в собственном соку. Красивый светловолосый гитарист может выбирать сколько душе угодно.

— Нет. Не могу. Я не один, и ты это прекрасно знал.

— Эй… — Кальвин с наивозможно безразличным видом передернул плечами, но в глазах у него стояла обида. — Просто увидел, как ты смотришь, вот и все. Просто пытался проявить гостеприимство новичку в городе.

— Я знаю, что я смотрел. Конечно, я смотрел. Ты великолепен. — Взгляд Кальвина немного смягчился. — Но я с Тревором, понимаешь? Мы близки. Я люблю его.

Кальвин шмыгнул носом.

— Скор ты влюбляться, а?

— Не слишком. Потребовалось девятнадцать лет

— А ты не боишься, что он сбрендит и убьет тебя, пока ты спишь?

— Нет, — рассмеялся Зах. — Если Тревор решит убить меня, он, черт побери, приложит все усилия, чтобы я ради такого случая проснулся.

Кальвин поглядел на него с сомнением.

— Как скажешь, — выдавил он наконец. — Хочешь поцеловать меня еще раз?

— Да, — честно ответил ему Зах. — Но не собираюсь.

Проскользнув под рукой Кальвина, он оставил гитариста пялиться ему вслед. Пробираясь назад по коридору, слыша, как с каждым шагом нарастают шум и энергия клуба, он чувствовал невидимую нить своего любовника, вытягивающую его словно рыбу леска.

Зах много в жизни сделал такого, чем можно было гордиться: выжил сам по себе, начиная с четырнадцати, взламывал системы, куда никому не проникнуть, вытаскивал друзей из тюрьмы и стирал их досье.

Все это было хорошо. Но он не помнил, чтобы так хорошо чувствовал себя, приняв решение не делать что-либо.

— Я продал рассказ в «Табу»! — прокричал Тревор, стараясь перекрыть шум в баре.

Усталое лицо Кинси расплылось в широченной улыбке.