Позади него хлопнула дверь. Могенс в ужасе так резко обернулся, что его сердце снова бешено заколотилось, руки задрожали. В первое мгновение он различил лишь тень, потом в ней зажегся красный глаз и подмигнул ему.

— Так ты тоже почувствовал?

— Само собой, — Грейвс неторопливо двинулся ему навстречу, по дороге щелчком отшвырнув бычок и тут же прикуривая новую сигарету. — И не только я.

Он мотнул головой в сторону того края площади. В хижине Тома зажегся свет, и всего через пару мгновений на мокрую землю упала полоса света. Грейвс как-то странно улыбнулся, сделал полшага назад и запрокинул голову, чтобы посмотреть на небо.

Могенс последовал его примеру. Небо было таким ясным, что каждая звездочка сверкала, как дырка от булавки на черном картоне, за которым установлен сильный источник света. И на какой-то момент, до того как Могенс узнал знакомые созвездия и их положение, ему показалось, что весь небосвод над ним кружится, будто звезды исполняют таинственный танец, чтобы занять новые позиции в причудливом узоре.

Могенс сморгнул, и звезды снова заняли свои места. Может быть, он просто слишком резко закинул голову, и его вестибулярный аппарат сыграл с ним злую шутку, но если честно, дело было не только в вестибулярном аппарате. Прошлой ночью он получил серьезные ранения, и отнюдь не был человеком, привыкшим к таким вещам. Из-за одной потери крови он должен бы два-три дня провести в постели, не говоря уж о резаных ранах от когтей упыря. Если исходить из этого, то он еще нереально прекрасно себя чувствовал и был полон решимости действовать. Хоть и не обманывал себя. В его состоянии спускаться под землю и, возможно, вступить в борьбу с упырями — как там сказала мисс Пройслер? Дюжины, если не сотни? — было полнейшим безумием.

Подошел Том. Его шаги издавали странные чмокающие звуки в жиже. Звуки, которые неподдающимся описанию образом производили такое же впечатление, как и мнимое землетрясение — нечто фальшивое и живое. Он молча кивнул Могенсу, встал рядом с Грейвсом и тоже, запрокинув голову, уставился в небо.

Чуть погодя он тихонько спросил:

— Начинается, да?

Грейвс кивнул:

— Да. Начинается.

От этого диалога Могенса бросило в дрожь. Голос Грейвса был не громче, чем шепот, и все-таки он оглушил Могенса. Он звучал счастливо. В нем слышалось такого рода счастье, от которого Могенсу стало совсем не по себе.

Он сосредоточился на той части небосвода, куда были устремлены взоры Тома и Грейвса. Чистое, усеянное звездами небо являло собой великолепие, и все-таки он не видел там ничего необычного.