Я смотрел, как он орет:
– Нет! НЕТ! Вы, кретины! Это я! Глаза протрите! Меня зовут Иисус, дебилы! Я – Иисус. Я – ИИСУС! Он бросил ружье и замахал руками над головой. Это серый гад, думали они. Один из тех, кто убил старика, кто перебил половину нации.
–
Треск выстрелов заглушил его голос.
Сотни пуль вспенили пыль вокруг этого человека. Он вскрикнул и взметнул руку, как регулировщик, останавливающий автомобиль в каком-то кошмаре. Но пули не хотели останавливаться.
Куски металла впились ему в живот, в грудь, в ноги. Он кричал, он поднял руку повыше. Над головой рявкали ружья. Зарядом дроби Иисусу оторвало пальцы, но он все держал руку ладонью наружу. И кровь толчками хлестала из обрубков.
Затрещал пулемет, взрывая землю вокруг него. Пули вспороли ему ноги от колена вниз.
Он вскрикнул и рухнул на колени.
И ревел голосом, в котором смешались ужас и боль:
– Я – ИИСУС! МЕНЯ НЕ УБИТЬ! Я ЖИВОЙ! Я ЖИВОЙ!
Заговорили винтовки. Красные трассеры метнулись указателями ему в лицо.
Между глазами раскрылось пулевое отверстие – такое, что палец можно просунуть. Одновременно разлетелся затылок этого человека, расплескав мозги веером по горячей грязи. Они зашипели и запеклись, как яйцо на сковородке.
У меня руки болели – так я вцепился в поручень.
Не могу поверить.
На этот раз он мертв.
Упавший труп валялся тряпичной куклой на земле, разбросав изжеванные пулями руки и раскрыв искаженный рот, будто собираясь выкрикнуть оскорбление небу.
* * *
Издав глубокий вздох облегчения, я обтер лицо и сказал:
– Он мертв… слава Богу. На этот раз он действительно мертв.