— Можешь что сделать?

— Влезть туда.

— Зачем? Зачем тебе в этом убеждаться? Ты мне и всем вообще давно доказала свою твердость. Уже ничего доказывать не надо.

— Мне, Ричард. Еще осталось что доказать мне.

— Какая разница, если ты не сможешь залезть в эту вонючую дыру? Все равно никогда больше тебе не надо будет этого делать. Ради Бога, Анита, не надо.

Я посмотрела на него, на его недоумевающее лицо, в глаза, которые вернулись к нормальному, идеально карему цвету. Уже много лет я пыталась объяснить Ричарду смысл вот такой фигни и наконец поняла, что до него никогда это не дойдет, а я устала объяснять не только ему, но и себе, и всем.

— Дай мне фонарик, Ричард.

Он держал двумя руками.

— Зачем тебе это надо? Ты мне просто объясни. Тебе так страшно, что даже в горле пересохло. Я слышу это в твоем дыхании.

— А я слышу в твоем свежую кровь, но сделать это я должна, потому что мне страшно.

Он покачал головой:

— Анита, это не храбрость, это упрямство.

Я пожала плечами:

— Может быть, но все равно я должна.

— Но почему? — Он крепче сжал фонарь, и я подумала, что вопрос касается не только ублиета и того, зачем мне туда лезть.

Я вздохнула.

— Все меньше и меньше вещей, которые меня пугают, Ричард. Так что когда я нахожу что-то, что меня беспокоит, я это проверяю. Мне надо проверить, могу я или нет.

— Зачем? — Он смотрел мне в лицо, будто старался запомнить.

— Просто чтобы знать, могу или нет.

— Зачем? — Оттенок злости уже не был еле заметным.