— Мне все равно, кто из нас более сильный доминант, Анита. Для меня эти игры никогда ничего не значили, я играл в них, только когда меня заставляли.

— Ты что-то говорил насчет помощи Грегори. Что ты имел в виду?

Он стал чуть наползать на меня, подвигаясь по мне вверх. Слизь с его рубашки замазала мне голый живот и почти голую грудь. Отвращение, очевидно, было написано у меня на лице, потому что он спросил:

— В чем дело?

— У тебя рубашка вымазана в слизи, а я лежу в луже этой же слизи. Я не только потому просила тебя слезть, чтобы ты на мне не лежал, но и чтобы не валяться в грязи.

Он встал на колени, держа мои ноги между своими. Наши звери вытянулись между нами — я их чувствовала, почти видела, будто каждый из них положил голову на грудь другому. Ричард протянул мне руку. Я посмотрела на него недоуменно.

— Я знаю, что тебе не нужна помощь, Анита. Но сейчас наши звери соприкасаются. Это тесный контакт, и физическое прикосновение поможет нам его сохранить, пока мы не закончим с Грегори.

Мне даже не нужно было видеть его серьезное лицо, чтобы понять, что он говорит правду. Метки все еще были открыты — я знала, что он не лжет.

Я взяла его руку, и он поднял меня на ноги. Это было больно, и он либо заметил по моему лицу, либо ощутил.

— Я тебе делаю больно, — тихо сказал он.

— Мы всегда делаем больно друг другу.

У него тоже все болело, но двигался он так, будто этого и близко не было, а я — по-человечески окостенело.

Он приподнял подол рубашки, не выпуская моей руки.

— Коснись.

Я снова посмотрела на него, и он засмеялся.

— Нужен только физический контакт, Анита. Я ничего другого не имел в виду. Но мне нужны будут обе руки.

Я очень осторожно положила ладонь ему на бок.

Он покачал головой:

— Я должен буду снять рубашку.

Если нельзя трогать человека за руки, за плечи и предплечья и большую часть торса, то выбор приличных мест очень ограничен. Я остановилась на том, что сунула руку под мокрую рубашку, коснулась гладкой твердости бока. Даже кожа промокла у него от прилипшей рубашки.