Я снова попробовал преодолеть разделявшее нас расстояние, и вновь мой шаг вперед оказался шагом в сторону. Сильный порыв ветра распахнул ворот ветровки, который она придерживала ладонью. Какая-то ткань светилась живым, огненным оттенком, окутывая шею. Такой знакомый цвет! Конец шарфа выскользнул из-под куртки и полетел по ветру. Она принялась его укрощать. Справилась. Смущенно глянула на меня. С тем же порывом ветра развеялись мои сомнения.
Я смотрел на Александру, внимательно слушал ее. Мне стало спокойнее. В двух шагах передо мной весело улыбалась и с трудом припоминала меня как давнего случайного знакомого моя настоящая суженая, та единственная, которую я искал.
Она еще ни разу не назвала меня по имени. Она не помнила моего настоящего имени и стеснялась произнести ту дурацкую кличку, которую знала в самом начале нашего знакомства.
В первый же раз я случайно оказался у нее дома, в небольшой компании ее коллег — ученых-психофизиологов. Она и я смотрели друг на друга с симпатией — тем дело и ограничилось. Ухаживать за ней я стал не сразу: я был совершенно уверен, что у этой симпатичной, умной и приветливой молодой женщины есть муж или постоянный партнер. Моей уверенности нисколько не мешал испорченный кран в ванной комнате: мало ли, занят человек или куда-то надолго уехал. Мне знаком голодный, напряженный взгляд одиноких женщин. А ее защитного цвета глаза были безмятежны.
Лишь пару месяцев спустя, в начале осени, я узнал от общего знакомого, что нет у Александры Рябининой ни мужа, ни друга, и поспешил встретиться с ней вновь. А в ноябре мы уже поженились.
Много позже она однажды решилась признаться мне, что ее больно ранило мое исчезновение после первой встречи: я ведь не скрывал, как она мне понравилась, — а после взял да и пропал!
Вот теперь она и смотрела на меня с радостью, обидой и робкой надеждой — именно так, как смотрела в начале нашей второй встречи.