— Насчет перемены…

— Каждый клан имеет право определять сам, насколько сурово должны преследоваться отщепенцы.

— Я не отщепенец.

— Вы рождены в клане, но отказываетесь перекидываться. По законам большинства кланов вы — отщепенка.

— А по законам вашего клана?

— Мы никогда не заставляли подвергаться превращению никого, кто отказывается это делать. Каковы бы ни были причины отказа.

Несказанное слово повисло между нами в воздухе, подобно большой и круглой луне на улице. Он должен знать. Он наверняка задумывался, почему на меня подействовало заклинание, рассчитанное на оборотней, раз я отказываюсь меняться. Нетрудно было бы проделать анализ на невр-синдром, пока я лежала без сознания. Но он промолчал, и я тоже. Потом он наклонился и поцеловал меня в щеку.

— Милости просим в семью, Аккалиа, — сказал он негромко и вышел.

Я еще несколько минут полежала, потом меня заставили встать неотложные личные дела. Оказалось, что я могу ходить, и мебель при этом более или менее стоит на месте. Кажется, мое тело битву выиграло.

Выйдя из туалета, я обнаружила опирающегося на кровать Сайруса, на котором не было ни царапины.

— Моя племянница угробила твой байк, — сказал он вместо приветствия.

— А говорила, что умеет ездить!

— Вообще-то умеет, но почему-то в этот раз была несобранной.

Я села на кровать, уставилась на него, живого и с наглой улыбочкой, и не могла добиться, чтобы она мне перестала нравиться.

— Ты брат Себастьяна.

— Я знал, что придется сознаваться.

— И опасный преступник, объявленный вне закона, который бросил ему вызов за власть над кланом?

— Ну, это слегка преуве…

— И который, несмотря на это, может требовать от брата одолжений?

Сайрус вздохнул: