Но ни молнии, ни упавшей с неба розы Лиз так и не дождалась. Она провела пальцами по имени на камне.

— Я очень скучаю по тебе.

Девушка встала и, повернувшись к северной части кладбища, увидела, как что-то синее мелькнуло среди густых зарослей в лесу. Лиз присмотрелась внимательнее: это было платье. Миниатюрная блондинка смотрела на нее через железный забор. Юбка колыхалась на ветру, открывая белые как снег костлявые ноги.

Смертельный ужас будто пузырь начал разрастаться внутри Лиз. Он стремительно заполнял все ее тело, пока она не почувствовала сильную тяжесть, вынудившую двигаться в сторону леса.

— Сюзан, что ты делаешь? — спросила она.

Блондинка протиснула лицо между прутьями и улыбнулась. Ее зубы сияли белизной в контрасте с ярко-красными губами.

— Сюзан, тут холодно! Почему ты не в пальто?

Вместо ответа она указала на железную перекладину в двух футах над землей, жестом прося Лиз перебраться по ограде на ее сторону. Там было темно: толстые деревья загораживали солнце. Лиз покачала головой:

— Нет уж, ты иди сюда! Мне страшно.

Сюзан только молча показывала, и в этот момент Лиз очень захотелось убежать от сестры, с которой она много лет пыталась построить мирные отношения. Лиз посылала письма и проезжала мимо ее дома на своем трехскоростном велосипеде; встречая Сюзан на улице, она махала ей рукой, нота не реагировала на приветствие. Люди смотрели на Лиз так, будто она дружила с самим Джефри Дамером,[1] — и все из-за сестры, которая сейчас, в это морозное утро, стоит за забором, умоляя, даже требуя. Прекрасно!

Сюзан стучала зубами, в глазах стояли слезы — от холода и сильной печали. «Прямо-таки крокодиловы», — подумала Лиз. Все же они были родными людьми, одной крови… Не поддаваясь инстинктам, Лиз ступила на перекладину и подтянулась. Она спрыгнула, приземлившись прямо в сугроб и не замечая довольной улыбки на лице Сюзан.

Здесь было совсем темно — заросли деревьев не пропускали свет. Воздух стал плотным, и Лиз тяжело дышала, пытаясь извлечь из влажной пелены хоть каплю кислорода. Голова закружилась, мысли и чувства отказали. Место было окутано злом… нет, даже гневом! Печалью, счастьем, маниакальной радостью… и если надо назвать цвет, то это был не зеленый или голубой, а красный.

Лиз встала на ноги, не замечая слез. Зрачки Сюзан увеличивались и уменьшались, голубой цвет волнами переходил в черный, словно океанский прилив. «Она сумасшедшая», — подумала Лиз, понимая, что все кипящие в ней чувства каким-то образом исходят от Сюзан.

— Хватит… — сдавленно прошептала Лиз.

Нелепо изобразив реверанс маленькой девочки, Сюзан начала поднимать свое тонкое голубое платье, открывая колени, бедра, белые трусики и, наконец, худощавый живот. Он был покрыт синяками — красными и оранжевыми, черными и синими пятнами, похожими на закат. Некоторые уже почти исчезли, остальные были совсем свежими.