– С вами все понятно, – тяжело вздохнула учительница. – Максимихин где?

– Сейчас придет, – мрачно изрекла Таня. По ней так пусть никогда не появляется. Какой гад! Бросил ее! В самый страшный момент бросил!

Так и случилось – Макс Макс не пришел. Минуло полчаса. Завершился мучительный час. Макс Макса не было. Зоя Игоревна вместе с Сарымаем сходила к Олевисте. По ночному городу ходили люди, но высокого худого парня в белой майке и черных боксерских трусах среди них не было. Пытались спрашивать, путаясь в смеси английского с немецким. В ответ им качали головами. Не видели. Ни здесь. Ни около башни Толстая Маргарита. Ни на улице Лай, ни на Пикк, ни на Вене. На шпиле Ратуши поскрипывал Старый Тоомас. Он наверняка знал, где Максимихин, но был слишком высоко, чтобы помочь бегающим по городу людям.

Ночь была темна и тревожна. Зоя Игоревна пыталась куда-то звонить, но везде натыкалась на эстонский язык, терялась, не в силах объясниться.

Полина тоже не вернулась.

Кожина смотрела на всех покрасневшими от страха и недосыпу глазами. К утру им удалось заснуть в большой комнате мальчишек. Олёна наотрез отказалась идти в свою комнату, где, казалось, витал дух пропавшей Зерновой. Полина рассказывала, что зов ее вывел прямо из номера, так что одна Кожина теперь туда ни ногой. А ну как тоже что-нибудь такое услышит. Она готова была провести ночь в пропитавшейся специфическим мужским запахом комнате, лишь бы оставаться с людьми. Рядом с ней спала Кудряшова. Косу не расплетала, чтобы в случае чего быть готовой бежать. Зоя Игоревна задремала, положив голову на сложенный на столе локоть. Вздрагивала, просыпаясь, тут же вспоминала, где находится, и засыпала опять.

– Я просила вас не ходить вечером по институту! – Было первое, что прошипела им хозяйка, готовившая завтрак.

На обеденном столе, прямо на середине, лежал пучок белых тряпичных полосок.

– У нас двое ребят потерялись, – устало отозвалась Зоя Игоревна. Она сейчас с удовольствием выпила бы большую чашку кофе и подумала бы, что делать дальше, а не отвечала на бесконечные претензии эстонки.

– Вас не волнуют мои проблемы, которые вы создаете тем, что не слушаетесь меня. Почему меня должны волновать ваши? Я последний раз требую, чтобы вы не ходили по этажам ночью и не оставляли после себя всякую гадость! – Она ткнула пальцем в тряпичные полоски.

– Что это? – Учительница опустилась на лавку, разглядывая лоскутки ткани.

– Вы мне скажите, что это! Этой гадостью был украшен весь холл. Даже на люстре это висело.

Зоя Игоревна некоторое время бездумно смотрела на тряпочки, пытаясь представить, как все это выглядело до того, как они были принесены сюда. И вдруг перед ней предстала ясная картинка. Дерево. Или широкий куст. И с каждой веточки свисает кусочек ткани. От этого дерево или куст становятся празднично-нарядными, лоскутки трепещут на ветру, ублажают духов.