Затих. И нас охватило чувство невыносимого одиночества, стремление к гибели, которое мы испытали в долине синих маков, когда впервые встретили Норалу. Но сейчас чувство было сильнее, сопротивляться ему невозможно. Мы упали; нас рвало на части стремление к быстрой смерти.

Теряя сознание, я смутно увидел, как ослепительно засверкало небо; умирающим слухом уловил громовой оглушительный рев. Нас окатила воздушная волна, плотнее воды, отбросила вперед на сотню ярдов. Уронила нас; за ней накатилась вторая волна, иссушающая, обжигающая.

Она пронеслась над нами. И хоть обжигала, но в ней таилась и какая–то бодрящая, насыщенная энергией сила; она прогнала смертоносное отчаяние и подкрепила гаснущий огонь жизни.

Я с трудом встал, оглянулся. Завеса исчезла. Ворота в скалах были полны плутоническим огнем, как будто там открывался проход к самому сердцу вулкана.

Вентнор схватил меня за плечо и повернул. Он показал на сапфировый дом, побежал к нему. Далеко впереди я видел Дрейка, он прижимал к груди Руфь. Жара стала обжигающей, невыносимой; легкие мои горели.

В небе над каньоном повисла цепь молний. Неожиданный порыв сильного ветра подхватил нас, потащил к пропасти.

Я упал, вцепился в камень. Прогремел гром, но не гром металлического чудовища или его орд; нет, грохот нашего земного неба.

И ветер холодный; он охлаждал горящую кожу; омывал больные легкие.

Небо снова раскололи молнии. И вслед за ними сплошным потоком хлынул дождь.

Из пропасти послышалось шипение, словно в ней гневалась вавилонская Тиамат, мать хаоса, змея, живущая в пустоте; змея Мидгарда древних норвежцев, держащая в своих кольцах мир.

Сбиваемые с ног ветром, затопляемые дождем, цепляясь друг за друга, как утопающие, мы с Вентнором пробивались к волшебному шару. Свет быстро гас. Но я видел, как Дрейк со своей ношей вошел в дом. Свет стал янтарным, совсем погас; нас охватила тьма. В свете молний мы добрались до двери, прошли в нее.

В электрическом свете мы увидели Дрейка, склонившегося к Руфи.

И как будто его хрустальная панель приводилась в движение невидимыми руками, вход закрылся. Буря смолкла.

Мы упали рядом с Руфью на груду шелков, пораженные, ошеломленные, дрожащие от жалости… и благодарности.

Мы знали – знали с полной уверенностью, лежа под этим куполом в черных и серебристых тенях, в свете вспышек молний, – что металлическое чудовище умерло.

Само убило себя!

30. ВЫЖЖЕНЫ!

30. ВЫЖЖЕНЫ!

Руфь вздохнула и пошевелилась. В блеске молний, сверкавших почти непрерывно, я увидел, что ее оцепенелость, все признаки каталепсии исчезли. Тело ее расслабилось, кожа слегка покраснела; она спала нормальным глубоким сном, и ее не тревожили непрерывные раскаты грома, от которых содрогались стены голубого дома. Вентнор прошел через завесу в центральный зал, вернулся с одним из плащей Норалы, накрыл им девушку.