…какая-то невнятная бессмыслица, поэтому попробую еще раз… итак…
Слышны свистки. Я засовываю дневник в карман, хватаю трость, как шпагу, и начинаю взбираться по жердевой лесенке. По лесенке. Наверх. На протяжении многих недель любая попытка хоть немного высунуться из-за бруствера означала снайперскую пулю в голову. Мгновенную, неизбежную смерть. А теперь нам приказывают подняться из окопа. Наверх.
Я взбираюсь по лесенке. Люди толпятся, как перепуганное стадо в коридоре скотобойни, в конце которого ждет забойщик. Уж если ты начал подниматься, обратно уже не спустишься: под тобой лес штыков. Липкая грязь на подметках человека, взбирающегося передо мной. На подметках капитана Брауна. Он что-то орет. Орудийная пальба продолжается, полоса заградительного огня движется по «ничейной земле».
Я стою под солнцем на краю траншеи, и — о чудо! — все еще жив. Ощущаю прилив энергии: словно электрический разряд проходит сквозь тело. Я здесь, наверху — и жив! Взмахиваю тростью, приказывая солдатам подниматься. Потом поворачиваюсь, чтобы возглавить атаку…
…поворачиваюсь, чтобы возглавить атаку…
И получаю сильнейший удар прямо промеж глаз.
Ноги подламываются, брызги крови летят с разбитого лба, какая-то страшная тяжесть обрушивается с неба, и я чувствую, как тело опрокидывается обратно в траншею, падает на дно моей могилы, с треском ломая дощатый настил и поднимая фонтан грязи.
Несколько минут или секунд кромешной тьмы. Потом открываю глаза, ожидая увидеть Прекрасную Даму, но вместо этого вижу серые клочки неба сквозь красную пелену. Стерев кровь с глаз, пытаюсь сесть. Сержант Маккей из роты «В», краснолицый верзила, помогает мне подняться, вытаскивает меня из-под какой-то тяжести. Я вижу раскинутые белые ладони, окровавленный защитный френч, и на мгновение мне кажется, будто сержант вытаскивает мою душу из разрушенного тела, точно повитуха Господа Бога.