Редакторы и издатели ненавидят новеллы, потому что они не пользуются спросом. Несмотря на огромную популярность новелл самых разных писателей — Эрнеста Хемингуэя, Дж. Сэлинджера, Сола Беллоу, Стивена Кинга и прочих, — издатели по-прежнему не спят ночами, лихорадочно соображая, как лучше подавать такие вещи. Издатели «серьезной литературы» чаще всего берут новеллы по одной (например, «Старик и море»), добавляют кучу дополнительных страниц до и после текста, искусственно раздувая объем, выпускают под видом романа, надеются, что никто из специалистов не заметит, что никакой это не роман, и ждут Нобелевскую премию.

Многие авторы снова и снова возвращаются к какой-нибудь одной теме, в процессе писания изгоняя из себя демонов, заставляющих за нее браться, а потом публикуют эти сочинения среднего объема, невзирая на стоны, причитания и жалобные мольбы издателей. Для писателя такой подход имеет несколько плюсов: во-первых, новелла — идеальный формат для истории ужасов; во-вторых, новеллы самых разных жанров прекрасно сосуществуют в одном сборнике; и наконец, если автор умеет писать в разных стилях и с разными повествовательными интонациями, подобный сборник может стать своего рода демонстрационной витриной для него и настоящей сокровищницей для читателя.

По крайней мере так отношусь я как читатель к сборникам новелл, написанных авторами, пользующимися моим доверием. Помню, как я в первый раз читал новеллу Стивена Кинга «Тело» и думал — да, вот оно!

А теперь, подробно рассказав про стонущих, хнычущих, скулящих редакторов, я хотел бы поблагодарить своего редактора в издательстве «Уорнер» — Джона Сильберсака — за всемерную поддержку, оказанную данному проекту. Джон понял, почему я выбрал темы любви и смерти, а также формат новеллы для творческих родов. Он оказался замечательным акушером, и я рекомендую его всем авторам, готовым разрешиться новеллами.

Теперь несколько слов о самих произведениях.

«Энтропия в полночный час» — это попытка исследовать роль Случая в любви, смерти, боли и смехе. Это хвалебная песнь человеческому аспекту Теории Хаоса. Все страховые события из Оранжевой Папки — подлинные.

«Смерть в Бангкоке» — возможно, мое окончательное слово по поводу ужаса СПИДа, этой трагической связки любви и смерти, которая изменила наш мир и еще долго будет влиять на него, даже если лекарство найдут завтра. Чтобы познакомиться с местом действия, в мае 1992 года я отправился в Бангкок и прибыл туда буквально через несколько часов после того, как правительство страны, всегда старавшейся избегать открытого насилия, посчитало нужным расстрелять студенческую демонстрацию. На залитой кровью мостовой около Монумента Демократии все еще оставались выщерблины от пуль, и люди взахлеб рассказывали мне о пережитом кошмаре. Но сколь чудовищным ни казался бы этот акт гражданского террора, сколь жуткое впечатление ни производили бы следы от пуль и лужи крови, все же среди шумных улиц Патпонга меня больше всего угнетало сознание, что там набирает силу эпидемия СПИДа — тихая, коварная и неотвратимая, как Красная Смерть.