— Поднимайтесь, Эдит, — сказал он и взял у нее фонарик. Проследив, как она карабкается, подсказал, что пролезть в отверстие можно с помощью специальной рукоятки. Она нашла, за что ухватиться, и довольно быстро втащила свое полное тело наверх, причем раненая рука почти не затруднила ее движений. Бишоп поднялся на несколько перекладин и вернул ей фонарик.

— Посветите нам, — попросил он, спрыгнув, и подошел к Джессике с Кьюлеком. — Попробуем поднять его на крышу, Джессика.

Услышав голос Бишопа, Кьюлек открыл глаза.

— Я сам, Крис, — сказал он слегка заплетающимся языком. — Вы только поднимите меня на ноги, хорошо?

Упрямство и сила воли этого человека вызвали у Бишопа мрачную улыбку. Они с Джессикой подняли его, и Кьюлек закусил губу, чтобы не закричать от боли; он чувствовал — что-то разладилось у него внутри. И все же идти надо; он не может допустить, чтобы его одолели Силы Тьмы. Вопреки слабости и боли в его мозгу продолжала биться какая-то мысль, мысль, которая стремилась вырваться оттуда и... и что? Но едва он пытался сосредоточиться, у него начиналось сильное головокружение. Решение, казалось, совсем близко, вот оно, но преграда все же была непреодолима.

Они подвели Кьюлека к лестнице, и Бишоп велел Джессике подняться первой.

— Я буду подталкивать снизу, а вы постарайтесь втащить его наверх.

Она быстро взобралась по лесенке и скрылась в люке. Бишоп предполагал, что на крыше здания устроена какая-то будка — вроде тех, в которых обычно помещаются двигатели и блоки лифта или цистерны с водой. Из отверстия показалась Джессика и протянула вниз руку.

Бишоп помог Кьюлеку ухватиться за перекладину и сразу понял, что слепцу никогда не одолеть эту лесенку. Кьюлек цеплялся руками за перекладину, но сил на то, чтобы двигать ногами, у него не оставалось. Времени было в обрез, ибо шаги за спиной неумолимо приближались.

Первый преследователь оказался почти на вершине лестницы, еще двое — где-то в середине последнего лестничного пролета. В широком треугольнике света из отверстия на потолке Бишоп увидел, что все трое находятся в крайне запущенном состоянии, которое уже превратилось в опознавательный знак давних жертв Тьмы, подчинившихся ей несколько недель назад. У них были почерневшие лица и грязная, рваная одежда; неизвестно, где скрывались эти люди в дневные часы, но это, несомненно, было какое-то темное подземелье или убежище, где не мог существовать ни один нормальный человек. Устремив на Бишопа глубоко запавшие бессмысленные глаза, первый из них, пошатываясь, двинулся вперед. На свету отчетливо проступили безобразные гноящиеся шрамы на его лице.