– Это мы сняли в комнате, где был обнаружен труп Моруа, – сказал комиссар, протягивая Форелли фотографии изображенной на стене свастики. Хотелось бы услышать ваш комментарий.
Священник взял снимки и беспомощно развел руками.
– Забыл очки! Сколько раз собирался прикрепить к ним цепочку. Клод, не будешь ли любезен принести мне…
– Конечно, падре!
– По-моему я оставил их на бюро в своей комнате.
Через минуту, водрузив на нос принесенные Клодом очки, Форелли просмотрел фотографии.
– Свастика. Символ нацисткой Германии. Ее изобразил убийца?
– Думаю, да, святой отец. Вам известно о том, что Моруа писал статью о неофашистах и принимал активное участие в розыске нацистских преступников?
– Конечно, но эта версия заведет вас в тупик, комиссар.
– Почему вы так думаете?
– Круг подозреваемых будет слишком широк. Людей, которых Моруа задевал своими публикациями за живое – тысячи. Чтобы проверить каждого вам не хватит жизни. Могу предложить другую версию, но боюсь, что она покажется вам фантастичной.
– Говорите, падре. За годы работы в полиции мне не раз приходилась убеждаться в том, что грань между реальностью и фантастикой весьма эфемерна.
– Свастика – очень древний символ. В числе тех, кто делал ее своей эмблемой, были и тамплиеры.
– Это уж слишком! – комиссар с сомнением покачал головой. – Пользуясь вашей терминологией, круг подозреваемых, в этом случае станет еще шире.
– Я предупреждал, что не гожусь в консультанты по уголовным делам.
– И все равно – спасибо!
Мортрэ сунул руки в карманы плаща и двинулся к своему автомобилю.
– Не люблю полицейских! – заявил Ларуш, провожая комиссара взглядом. – Мне кажется, что преступления происходят там, где они появляются, а не наоборот.
– Оригинальное замечание, мсье Жак, – сказал Форелли. – Смотрите, не накличьте беду.