Призову достопоклоняемого Господа и от врагов моих спасусь.

Объяли меня муки смертные, и потоки беззакония устрашили меня; цепи ада облегли меня, и сети смерти опутали меня.

В тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему воззвал. И Он услышал от чертога Своего голос мой, и вопль мой дошел до слуха Его…»[45]

В комнате воцарилась тишина. Старейшины смотрели на меня удивленно, но без страха. Даже ребе смирился, ненависть покинула его.

«Я прощаю тех, кто превратил меня в демона, — заговорил я по-арамейски. — Всех, кем бы они ни были и какую бы цель ни преследовали. Эстер и Рашель даровали мне умение любить, и я иду к вам с любовью, дабы любить Натана и возлюбить Господа. Аминь».

В глазах старика промелькнуло не то сомнение, не то подозрение, но не в отношении меня. Он скользнул взглядом по стоявшему на столе телефону, потом посмотрел на меня.

«Но разве может демон сделаться ангелом?» — недоуменно спросил самый древний из старейшин.

Ребе не ответил.

Неожиданно он придвинул к себе телефон и стал набирать номер. Ряд цифр был таким длинным, что я не смог его запомнить. Наконец ребе заговорил на идише.

Он спросил, на месте ли Натан и хорошо ли добрался. Он не сомневается, что ему непременно сообщили бы, если бы Натан не приехал, но он хочет лично поговорить с внуком.

Вдруг ребе побледнел, лицо его сделалось растерянным. Все, кто был в кабинете, застыли в напряженном молчании и не сводили глаз со старика, словно стараясь прочитать его мысли.

«Он не сообщил о своем приезде? — уточнил он на идише. — Вы не получали от него никаких известий?»

Старейшины пришли в смятение. Я тоже.

«Его там нет! Его там нет!» — с мукой в сердце повторял я.

Ребе продолжал разговаривать по телефону, подробно расспрашивая того, кто был на другом конце провода. Они понятия не имели, что Натан направляется в Израиль. По их сведениям, он должен был приехать ближе к концу года. Он не звонил и не сообщал, что приедет раньше.

Ребе положил трубку.

«Не говорите Саре», — подняв руку, приказал он.

Все согласно кивнули.

Подозвав самого молодого из присутствовавших, ребе велел ему привести Сару.

«Я сам скажу ей», — сказал он.