Их бутылка с водой была выпита досуха. В пустыне лучше идти ночью, чем днём. И Донни принял меры.
Он бросил своих спутников и пошёл дальше, один, и шёл так до тех пор, пока каблуки его башмаков не стёрлись дочиста. Если он когда-нибудь найдёт цивилизацию, то сильно пожалеет потом.
Глен Хиршберг
Глен Хиршберг
Первые сборники рассказов Глена Хиршберга, «Американские идиоты» («Эртлинг», 2006) и «Два Сэма» («Кэролл и Граф», 2003), получили премии Международной гильдии хоррора и были названы журналом «Locus» в числе лучших книг года. Его перу принадлежит роман «Дети Снеговика» («Кэролл и Граф», 2002); кроме того, он пять раз становился финалистом Всемирной премии фэнтези. В настоящий момент он как раз заканчивает два романа и третий сборник рассказов. Совместно с Деннисом Этчисоном и Питером Аткинсом он основал «Ревю «Тьма-на-колёсах»», актёрскую труппу, которая ставит истории о привидениях и каждый октябрь разъезжает с ними по западному побережью Соединённых Штатов. Его проза появляется во многих журналах и антологиях, среди которых — «Ужасы», «Лучшее за год», в «Тёмные ужасы 6», «Инферно», «Темнота», «Батут» и «Кладбищенский танец». Он преподаёт технику письма и методику её преподавания в Сан-Бернардино, Калифорния.
Два Сэма
Два Сэма
Посвящается вам обоим
То, что заставляет меня проснуться, — не звук. Сначала я совершенно не понимаю, что случилось. Может быть, где-то землетрясение и дрожит земля, или грузовик подскочил на ухабе, проезжая мимо пляжа, Клифф-Хауса, действующих экспонатов Музея механики, мимо нашей квартиры, до ровного отрезка объездного шоссе, которое ведет к более тихим пригородам Сан-Франциско. Я лежу неподвижно, стараясь не дышать, сам не знаю почему. От узора неверного утреннего света на слегка косых стенах и на неровном полу спальни комната выглядит нереальной, словно отражение из проектора, установленного на утесах за четверть мили отсюда.
Потом я снова чувствую движение. Прямо рядом со мной. Я тут же улыбаюсь. Не могу удержаться.
— Опять за свое, да?
Это наша игра. Он стучит крошечными кулачками, дрыгает ножкой, прижимается к животу — к мягким податливым стенкам своего теплого мирка — и, когда я кладу на него ладонь, замирает, таится и вдруг снова ударяет ножкой.
Поначалу эта игра пугала меня. Я помнил о табличках на аквариумах, предупреждавших о том, что не следует стучать по стеклу: от этого у рыбок случаются сердечные приступы. Но он любил играть. И сегодня ночью слабые толчки его новой жизни — как волшебные пальчики — пробегали по моему позвоночнику к плечам. Успокаивали меня, прогоняли страх. Осторожно откинув простыни, стараясь, чтобы Лиззи не проснулась, я наклоняюсь ближе к ее животу и тут же понимаю, что проснулся не из-за этого.