— Walpurgis Nacht!!![2]

Я попытался было помочь ему наводящими вопросами, но не так-то просто выспрашивать что-то у человека, языка которого практически не знаешь. Наконец он понял, что мы так не найдем общего языка и, напрягшись, перешел на английский. Впрочем, это мало помогло — такого ужасного акцента и таких изувеченных фраз мне не приходилось слышать нигде и никогда. Кроме того Иоганн очень волновался и постоянно перескакивал на свой родной язык и, наконец, беспрестанно отвлекался на свои часы. В довершение всего забеспокоились и забили копытами лошади. Он побледнел, как полотно, подскочил к ним и, сильно натягивая поводья, заставил отойти их с прежнего места футов на двадцать в сторону. Я подошел и спросил, зачем он это сделал. Тот бросил до смерти испуганный взгляд на то место, которое мы покинули и, осенив его крестом, белыми губами прошептал что-то на немецком, а потом — для меня — сказал на английском:

— Здесь закопан один из них! Один из тех, что покончили жизнь самоубийством!..

Уяснив сказанное, я тут же вспомнил старинный обычай — хоронить самоубийц на перекрестках дорог.

— Ага! Понимаю — самоубийцы! — воскликнул я. — Это же по-настоящему интересно!

Единственно, что мне было абсолютно непонятно, так это почему так разволновались лошади.

Во время нашего разговора издали послышался вдруг странный звук. Что-то между рычанием и воем. Из-за удаленности и поднявшегося ветерка слышно было плохо, но лошади просто обезумели, и Иоганн, как ни старался, все не мог их успокоить. Он повернул ко мне бледное лицо и прошептал:

— Похоже на волка… Но в такое время у нас не бывает волков!..

— Не бывает? — переспросил я. — А что, иногда все-таки волки подбираются так близко к городу?

— Да, — ответил он. — Весной и летом. Но со снегом они уходят… Обычно уходят, — поправился он, встревоженно прислушиваясь.

Пока он успокаивал лошадей, на небо надвинулись огромные темные тучи. Солнце ушло, зато задул сильный пронизывающий ветер. Отдельный слабый лучик света пробился было на секунду из-за хмурой завесы, но тут же исчез окончательно. Это было как будто предупреждение. Иоганн долго вглядывался в сторону северной части горизонта и потом сказал:

— Приближается снежная буря.

Он снова кинул взгляд на циферблат часов, все еще не отпуская натянутых поводьев, так как лошади до сих пор не хотели стоять смирно, переступая копытами и потряхивая гривами. Затем он быстро взобрался на облучок, показывая этим, что мы слишком задержались с отправлением.

Я решил немного поупрямиться и не спешил занимать свое место в коляске.