Хаи и Нуба

Шесть Ахатт, подбирая цветные юбки смуглыми пальцами, кружились в танце, притопывая, наступали друг на друга, отходили, смеясь и склоняя к плечу красивые головы, а степной ветер хватал холодными пальцами черные пряди, вил из них кольца, поднимал в воздух и снова укладывал на плечи. Вот одна крикнула гортанно и звонко, замерла, и, отпуская подол, взмахнула руками, рисуя в воздухе плавные фигуры пальцами. И пять других отозвались эхом, взметнулись отражением, окружая смеющуюся Хаидэ, которая, тоже сводя пальцы высоко над головой, танцевала в кругу сестер.

С плывущей от танца головой остановилась, оглядываясь на шесть радостных лиц, шесть белозубых улыбок. Шесть белых бликов на темном.

Шесть белых лепестков, стремящихся к тайному сердцу цветка, полному сладкого яда.

Шесть серебряных угловатых коленцев, выкованных недоброй рукой, чтоб очертить серую сердцевину, полную клубящегося тумана…

И в самом центре его — крошечная белая фигурка, скачет, размахивая палочками ручек, сгибает тощие ножки, приближает к смотрящему внутрь лицу раззявленную дырочку черного рта.

— Эко-ико, ала-кус-кус, ммаааа. Угур-муг. Муг-умго!

Хаидэ отпрянула, сдерживая дыхание, чтоб не наглотаться серого дыма. Как на чужую, смотрела на свою руку, сжимающую серебряные черненые уголки, пролезающие между пальцев острыми крючьями. Чего он хочет? Кто там?

Серебряная игрушка мелко дергалась в руке, шевелились крючки, ощупывая темный холодный воздух. И прижимаясь к пальцам, замирали, стискивая их.

Выплыла из темноты другая рука, свободная, растопыривая пальцы, помедлила, паря светлой пятерней в темном киселе. А сзади в шею вдруг задышал кто-то мерно и тепло, тыкаясь носом и губами.

Лицо Хаидэ стало вдруг стенкой, отделяющей тепло от холода, влажную комковатую темноту от того, что сейчас за спиной и затылком, родное, живое и настоящее.

И не дожидаясь нового бормотания скачущей в шестигранной дыре фигурки, женщина решительно накрыла пустоту ладонью, сомкнула пальцы поверх дергающихся крючков. Упрямо нахмурясь, надавила ладонью на холодные грани. Шепот стих, уголки и завитушки замерли, превращаясь в обычный металл, холодный и чуть влажный от тепла ее кожи.

«Вот так!»

Держа руки на весу, она резко открыла глаза в темноту. Прислушалась к мерному дыханию рядом. И, улыбнувшись, села, не размыкая рук, будто держала в них пойманную рыбу. Встав на колени, медленно выбралась из палатки, потряхивая головой, чтоб освободиться от завернутого полога. И поднялась перед сонно тлеющим костерком. Оглянулась. Ни единой звезды и ни одного просвета в кромешной темноте вокруг.