— Клод, я думала, что мне конец.
— Как видишь, это не так. Мы спускаемся вниз.
Чем больше мы отдалялись от шума Большого обеденного зала, тем сильнее становился невыносимый грохот подвальных помещений. Сводчатый потолок всегда хорошо отражал звуки, но этой ночью оттуда и вовсе доносились раскаты грома. Внизу двигалась вся эта необъятная масса предметов, сгрудившихся вокруг Роберта Баррингтона. Их имена звучали подобно рапортам фузилеров. Я понял, что, как только окажусь там, перестану слышать что-либо и смогу полагаться только на зрение. И это не считая затопления.
— Похоже, она всерьез положила на тебя глаз, эта твоя Пайналиппи, — сказала Люси.
— Это все брюки. В коротких штанишках я никогда ей не нравился.
— Джеймс Генри Хейворд, — объявила моя затычка.
— Она влюблена в тебя по уши, не так ли?
— Ну, наверное, Люси. В какой-то мере.
— Ты рад?
— Ревнуешь?
— Джеймс Генри Хейворд, — сказала затычка громче.
— Вот уж нет.
— Я должен сказать тебе одну вещь, Люси. До того, как мы пойдем дальше.
— Джеймс Генри Хейворд! — Голос звучал все громче. Генри пытался докричаться до предметов внизу. Он звал их не переставая.
— Если мусор прорвется в центральную часть подвала, — сказал я, — шум станет для меня слишком сильным. Шум предметов, выкрикивающих свои имена. Я не смогу слышать ничего. Только ужасный рев. Тебя я тоже не смогу слышать.
— Мы справимся.
— Джеймс Генри Хейворд!