– И где все это время был твой фантом?

– Догадайся с одного раза.

– В спичечном коробке?

– Молодец, соображаешь! Но теперь этих волос нет, они сгорели…

– Послушай, Уруссо, но ведь точно такие же волосы я видел в медальоне Софьи. Почему же вы ей не помогли?

– Увы, – Уруссо развел свои лапища, – они были запечатаны Печатью Мендеса, наш фантом не мог вырваться из этого плена. Это были происки Люцифуга, в случае с Софьей он обвел нас вокруг пальца. И это нам послужило хорошим уроком при работе с тобой.

– А если сейчас высвободить шерсть или вырвать…

Я не успел договорить: Уруссо стал деформироваться и как-то таять в пространстве, он успел лишь потрепать меня по голове своей кожаной ладонью и исчез. Я остался один в снежном поле и… проснулся.

Глава XXV Что дальше?

Глава XXV Что дальше?

… Открыв глаза, я посмотрел на время. Часы показывали половину десятого утра. Голова, с похмелья, неприятно гудела, во рту ощущался дурной привкус, будто я проглотил пригоршню металлических опилок. Неприятно ощущалась и, непривычная доселе мне, аритмия сердца. Сама комната была наполнена удушливой смесью прокуренного донельзя помещения и загашенных окурков, к которому примешивался уже знакомый мне запах… айсмена Уруссо! И стул, ранее стоявший у стола, почему-то, оказался у кровати. Было такое впечатление, что на нем тот недавно еще сидел и только что ушел. Я положил ладонь на сиденье стула – оно было еще теплым!

Я встал и, первым делом, побежал на кухню, проверить свои предположения до конца. Одна из двух коралек краковской колбасы, лежащих в поддоне для хранения полуфабрикатов, – исчезла. Я тупо перевел взгляд на нижнюю полку холодильника, откуда выпячивались своей задушевностью пара бутылочек «Жигулевского» – мой резерв для похмельной головушки на первое новогоднее утро. Распечатав одну из них, я, с приятной прохладной тяжестью в руке, добрел до софы в большой комнате и плюхнулся на него, посасывая блаженную жидкость и приводя гудящую голову в порядок.

В этот момент самопроизвольно включился телевизор, стоявший напротив меня на белой тумбочке с вышитой салфеткой. Диктор с экрана сказал:

– Здравствуй, Коля!

Я ошалело уставился в экран, пытаясь сообразить: мне ли это было сказано или это совпадение с каким-то фрагментом телепередачи? Видимо, все же, это был фрагмент какой-то передачи, ибо диктор-то и на нормального советского диктора вовсе не был похож. Это был моложавый мужчина в тренировочном спортивном костюме, с вьющимися курчавыми волосами и глубоко запавшими черными глазами. И тут я узнал его по виденной мной вчера фотографии – это был барабашка из КГБ Борис Вершинин. На его чувственных губах поигрывала снисходительная усмешка: