Лишь через два месяца мать вернулась домой; врач сказал, что кризис миновал и теперь все будет по-прежнему. Однако чуткую душу ребенка не обманешь: Липке было ясно, что той матери, которую он знал, больше не будет. Женщина, что отец привез из лечебницы, была совсем чужой – угрюмой, неласковой и замкнутой. Поначалу мальчик еще пытался с ней общаться и ему даже казалось, что все еще можно исправить, но однажды, за обедом он наткнулся на взгляд матери, направленный на него, и ему стало страшно: это был все тот же полный ненависти и злобы взгляд, который он уже имел несчастье видеть в день мертворождения братишки; если она станет и дальше так на него смотреть, то он, пожалуй, сам сойдет с ума…

Но реальность оказалась еще страшнее. Мать не мылась, не причесывалась и не занималась домашними делами, она целыми днями скрывалась в своей спальне и выходила оттуда только для того, чтобы поесть. В доме повисла мрачная атмосфера и самый воздух, казалась, был напоен духом ее всеразрушающей болезни. Радость и благополучие навсегда покинули их жилище, и даже соседи, добрые отношения с которыми складывались годами, стали избегать общения с ними. Сад, за играми в котором Липка пережил когда-то самые чудесные мгновения своей жизни, пришел в запустение, кухарка покинула семью, не объясняя причин, и родственники перестали навещать их, ссылаясь на занятость, а после и вовсе ни на что не ссылаясь. Одна лишь Стефка, двоюродная сестра матери, приходила в дом, приносила готовую еду да мало-мальски прибиралась раз в неделю – ей было жаль мальчика. Но все это было бы еще полбеды, если бы не…

Однажды ночью, через несколько недель после возвращения матери из дома скорби, Липка вдруг проснулся. Сначала он не мог понять, что разбудило его, но спустя какое-то время услышал скрип половиц из коридора, по которым крадучись кто-то шел. Мальчик напрягся и прислушался; ему еще никогда в жизни не приходилось испытывать ночных страхов, поэтому мысль о возможной опасности сначала не пришла ему в голову, и он просто гадал, кто же это мог ходить по дому ночью?

Шаги замерли возле двери его комнаты, и секундой позже он увидел, как кованая ручка опустилась, и дверь с легким скрипом начала открываться. Тогда Липка впервые почувствовал, как капля пота юркнула вниз по его телу, а к горлу подкатил комок. Он сглотнул и продолжал, не шевелясь, смотреть на дверь, не зная, что и думать.

В слабом свете луны мальчик различил фигуру матери, которая выглядела, как ведьма из ее сказок: копна неухоженных, торчащих во все стороны волос, разорванное, грязное рубище на голом теле с торчащими из него длинными, жилистыми руками-корягами, широко раскрытые, блещущие безумием и яростью глаза и большие, обнаженные в оскале зубы, с которых, как показалось пораженному ужасом Липке, капала слюна.