– А чего там Катя говорила? – сам себе бормотал Миша. – Любовь сильнее судьбы? Надо было влюбиться.
С грохотом покатились камни. Отсюда капища девчонок видно не было, но камни могли быть только там. Из тех, что легко переносятся с места на место. Огромные валуны бес бы не сдвинул. А может, и сдвинул бы. Но пока он разминался. Ходил с ветром по берегу, гудел в макушках сосен. Он был недоволен.
Захохотало. Ветер выкатил на поляну их поверженного идола, покачал туда-сюда и с размаху врезал в маяк. Внутри что-то невнятно крикнули.
Миша попытался встать, но ветер обрушился, заголосил, заколотил в грудь кулаками. И стал подталкивать вниз, к камням, к рисункам, к воде.
– Геройство – глупость, – прошептал Игорь. Его качало – то ли от ветра, то ли от слабости. – Пойдем вместе.
Странно было видеть Игоря рядом. Всегда уходил, а сейчас вот стоит, сунул руки в карманы, ссутулился. У ног лежит череп.
На берегу бушевал настоящий ураган. Волны бешено колотились о камень, слизывая с него картинку беса. Трещина расходилась. Из нее шла ледяная чернота.
– Геройский герой оказался с дырой, – горько усмехнулся Миша. Никитоса сейчас рядом не хватало.
Из трещины вверх вылетел столб ночи. Она распалась, развернулась угольным цветком. Нет, не бес. Кто-то в длинной черной юбке. Распахнул огромную пасть, чтобы заглотить. Чтобы выполнить проклятье.
Вспенилась вода. Ударила беспросветности в бок. Зазвенел воздух.
От удара Миша покачнулся.
– Смотри! – Игорь держал приятеля за руку. – Он не пускает ее!
Налим бил хвостом, вызывая волну. Пенила воду выдра. Лебеди с невероятно длинными шеями тянулись вверх.
– А! Бесиха!
Черное божество неистовствовало. Оно рвалось меж выбитых на камне фигур.
– Они не справятся!
Миша сорвал с шеи бусы и метнул их в черноту.
Береза – на удачу, осина – знак горькой доли, черемуха – дерево шамана. А под конец – ель, дерево злых духов.
Бесиха дернулась. Дрогнула земля. Камень под ногами стал трескаться.
Миша отступил. Почувствовал, что падает. Прямо на петроглиф. Но удара все не было. Он продолжал лететь и лететь. Сжавшись, ожидая болезненного удара спиной. Мимо пронеслась кромка провала, от шершавых стен зарябило в глазах, стало темно. А потом он вдруг оказался стоящим на ногах. Боли не было. Он просто шел, держась за стены. Над головой стены смыкались. Где-то очень далеко тонкой полоской виднелся свет.