– Понимаю. И все же мне необходимо осмотреть ее.
– Воля ваша, – не стал спорить Дашевич. Несколькими глубокими затяжками докончив папиросу, он затушил окурок и выбросил его в урну. – Прошу за мной, – рукой указывая на дверь, пригласил он.
Вид погибшей действительно был крайне неприятен. Стараясь не обращать взгляд на повреждения, которые уже после смерти нанесли ей следы когтей и зубов, Жданов осмотрел рану, послужившую причиной смерти несчастной.
– Несомненно, убийца обладает немалыми познаниями в хирургии, – прокомментировал Аркадий Семенович, – равно как и необходимым инструментарием. Хотя школа, безусловно, не европейская.
– Полагаете? – спросил Жданов, не прекращая осмотра.
Дашевич улыбнулся.
– Обижаете, Георгий Филимонович. Посмотрите, как была вскрыта грудная клетка. Европеец сделал бы стандартный разрез – от шеи до паха. А этот вскрывал со спины, отделяя ребра от позвоночника. Такой метод более трудоемкий и сложный.
– Что еще можете сказать?
– Часть внутренних органов повреждена трупоедами. Но сердце – его вырезал живодер. Можно видеть следы срезов на кровеносных жилах.
– Значит, сердце, – задумчиво проговорил Жданов. – А время смерти? Смогли установить?
– Трудно, Георгий Филимонович, трудно. Не меньше двух суток, это как пить дать, а точнее не скажу – несчастную бросили на морозе, да тут еще и волки постарались…
– Двое суток. – Жданов отошел от прозекторского стола и скрестил руки на груди. – А при ней ничего необычного не обнаружилось? Меня интересует небольшой лист бумаги с надписью на тибетском или монгольском.
– Нет, ничего такого. Но кое-что необычное я все ж таки обнаружил. – Аркадий Семенович поднял руку убитой, продемонстрировав таким образом темные круги на коже. – Видите? – спросил он.
Жданов кивнул.
– Трупные пятна?
– Нет, Георгий Филимонович, не они. Гематомы. И их по телу – множество. И шишка на голове, крупная, с кровоподтеком. Судя по состоянию, появились они за час или два до наступления смерти.
– Значит, здесь да-ламе не повезло, – вполголоса произнес Жданов.
Дашевич, заинтересованный чем-то на теле убитой, не поднимая глаз, переспросил:
– Что, простите?
– Ничего-ничего. Скажите, а что с Сурядовым? Ничего примечательного?