Через две недели все начало меняться. Мне позволили гулять в зимнем саду. Это было прямоугольное помещение длиною в десять метров и шириной в четыре, в котором были собраны редкие цветы и деревья. Затем мне позволили гулять по дому – правда, пока еще в сопровождении охранников. Единственным местом, куда путь для меня был закрыт, был подвальный этаж – жуткое место, из которого иногда доносились стоны. Впрочем, по понятным причинам я и сама не горела желанием туда попасть.

В доме были свои правила. Например, после полуночи никто и ни под каким предлогом не мог покидать свою спальню. Мою комнату закрывали на ключ, чтобы открыть только перед завтраком. Иногда ночами я просыпалась от резких звуков и криков – как будто кого-то волокли через холл, но все быстро стихало. Со временем мои подозрения подтвердились – в подвале регулярно проводились допросы и пытки.

Мой гардероб постепенно начал пополняться красивой одеждой, но, как портниха, я сразу распознала, что одежда была не новой: ее подгоняли по моей фигуре. После одежды я начала получать подарки в виде ювелирных украшений.

В один из зимних вечеров – примерно через три месяца после изменения режима, полковник позвал меня в свой кабинет и жестом пригласил подойти к камину, который располагался напротив рабочего стола. Над камином висел женский портрет, и мне бросилось в глаза поразительное сходство между мной и изображенной на холсте женщиной. Мне стало ясно: я оказалась в этом доме лишь потому, что напоминаю полковнику женщину с портрета, но кто она, пока оставалось для меня загадкой. Полковник хотел, чтобы я ее увидела, поэтому и позвал в кабинет, но я решила не проявлять излишнего любопытства. Спустя неделю он сам завел о ней разговор. Это была его жена. Теперь мне стало понятно, одежду с чьего плеча я ношу.